Остров

— Ты такой большой и умный, а я всего только зверь, видишь, у меня и рук нет, только лапы с перепонками. – Он останавливается и показывает ему лапу. – Но даже я знаю, что предательство – это самое плохое, что может совершить человек.

– Да, – соглашается Ганс, его обжигает стыд. – Нельзя бросать тех, кто тебя полюбил, – и чувствует, как слезы текут по щекам, соленые, как океанская вода.

Каждый считает себя чем-то уникальным, центром всей вселенной! Но в действительности всякий представляет собой попросту небольшое препятствие неустанному процессу энтропии.

Они будут веровать в каждое слово священной чепухи и по понедельникам, и даже по вечерам в сокращённые рабочие дни; и будут веровать всем своим существом, а не только макушкой. Совершенная вера и нерушимый покой, который она приностит, будут вколочены в них. Каким образом? Для этого их следует поместить в ад уже теперь, не забывая угрожать вечным проклятием в будущем. А если они проявят дьявольское упорство и откажутся иметь совершенную веру, ад следует ужесточить, и усилить угрозы. Наряду с этим следует внушить им, что добрые дела — грязная ветошь перед лицом Бога, однако сурово наказывать за кажый проступок. Убедить их, что они испорчены по природе, и пороть за то, что не могут быть иными.

— Но едва ли не важнейший из них — детская сексуальность. В младенчестве и раннем детстве мы обладаем врожденной сексуальностью, не сосредоточенной в половых органах; она как бы разлита по всему телу. Это унаследованный нами рай. Но мы теряем его, когда становимся взрослыми. Мэйтхуна помогает вернуть утраченный нами рай.

Оба мы — жертвы чумы двадцатого века; но в данном случае это — не Чёрная Смерть, а Серая Жизнь.

И я понимаю, что тебе нужно было разлюбить меня – иначе все бы осталось по-прежнему. Ну что же. Поверь, я понимаю, что значит это «надо».