Невыносимая лёгкость бытия

Говно — более сложная теологическая проблема, чем зло. Бог дал человеку свободу, и мы можем в конце концов допустить, что он не ответственен за человеческие преступления. Однако ответственность за говно в полной мере несёт лишь тот, кто человека создал.

Нет ничего более тяжкого, чем сочувствие. Даже собственная боль не столь тяжела. Как боль сочувствия к кому-то, боль за кого-то, боль, многажды помноженная фантазией, продолженная сотней отголосков.

Жизнь — концентрационный лагерь. Концентрационный лагерь — это мир, где люди живут бок о бок постоянно, денно и нощно. Концентрационный лагерь — это полное уничтожение личной жизни.

Быть в близким отношениях с женщиной и спать с женщиной — две страсти не только различные, но едва ли не противоположные. Любовь проявляется не в желании совокупления (это желание распространяется на несчётное количество женщин), но в желании совместного сна (это желание ограничивается лишь одной женщиной).

Герои моего романа — мои собственные возможности, которым не дано было осуществиться. Поэтому я всех их в равной мере люблю и все они в равной мере меня ужасают; каждый из них преступил границу, которую я сам лишь обходил. Именно эта преступная граница (граница, за которой кончается моё «я») меня и притягивает. Только за ней начинается таинство, о котором вопрошает роман.

Роман — не вероисповедание автора, а исследование того, что есть человеческая жизнь в западне, в которую претворился мир.

— Мы с тобой живём в разных измерениях. Ты вошла в мою жизнь, как Гулливер в страну лиллипутов.

Ей казалось, что она прячется в раковине, а издали шумит море враждебного мира.

То, что отличает человека учившегося от самоучки, измеряется не знаниями, а иной степенью жизнеспособности и самосознания.

Он мечтал выйти вон из своей жизни, как выходят из квартиры на улицу.