Изысканный труп

Я жил, ощущая себя представителем иного рода, не человеческого.

За последние полгода я стал злее и совсем загнулся. Во мне словно ничего не осталось, кроме битого стекла и гнилых гвоздей.

Я часто напоминал себе, что по крайней мере у меня есть горшок, однако это не лучшее утешение, особенно холодным зимним утром в Пейнсвике.

Представить себя отдельно от тела — единственный путь полюбить его.

И что же мне делать с оставшейся жизнью? Жить на шее у родителей, писать дневники, ходить на танцы, ловить кайф, ложиться под кого попало? Звучит неплохо. А что, если мне осталось, скажем, пять лет?

Это было очень дурным знаком, срочной телеграммой из вселенной, предупреждением, что мир устроен не так, как он верил; возможно, даже совсем иначе, чем он мог себе представить.

Передо мной не было никаких жизненных перспектив, только небольшая сумма на счету и неутолимый аппетит убивать юношей. Оказалось, мне этого вполне достаточно, чтобы прожить оставшиеся месяцы.

Его любовь к смерти была притворством, потому что в свои двадцать лет он сердцем чувствовал, что будет жить вечно

Нечто все еще заставляло Люка жить, несмотря на сотню причин покончить с собой.

– Что они делают с органами после вскрытия? – спросил я, чтобы поддержать разговор и из искреннего любопытства.

– Забрасывают обратно как попало и зашивают. О, а мозг оставляют для исследований. В особенности если это мозг убийцы. Могу поспорить, для вас тоже припасен сосуд со спиртом, господин Комптон.