Гиперион

Теперь я охотно прощал любому человеку его взгляды, его невежество. Меня уже вразумили, а сам я никого больше не хотел вразумлять, мне становилось только грустно, когда я видел, как люди воображают, будто я потому не мешаю им ломать комедию, что свято и глубоко ее чту наравне с ними. А я и не помышлял поддаваться их глупости, я только старался по мере возможности быть терпимым. В этом ведь их радость, думал я, они ведь этим живут!

Было продано девятнадцать миллионов экземпляров «Умирающей Земли-2».

— Неплохо, — подытожила Тирена. — Аудитория сформирована.

— Но первая «Умирающая Земля» разошлась трёхмиллиардным тиражом!

— «Путь паломника», — напомнила она. — «Майн Кампф». Такое случается раз в столетие. А то и реже.

— Но ведь три миллиарда…

— Слушай, — сказала Тирена. — В двадцатом веке на Старой Земле была сеть забегаловок. В них мясо дохлых коров жарили на топлёном сале, добавляли немножко канцерогенов, потом заворачивали в плёнку, синтезированную из нефти, и продавали по девятьсот миллиардов порций в год. А люди это жрали. Вот так.

Мы говорим «наше сердце», «наши планы», как будто они и впрямь наши; а между тем есть некая чуждая сила, которая швыряет нас куда попало, затем укладывает нас в гроб, а мы о ней ничего не знаем: ни откуда она явилась, ни куда она стремится.

Мы стремимся расти ввысь и раскинуться в вышине всеми своими сучьями и ветками, но, что из этого выйдет, решают почва и погода, и если в твою макушку ударила молния, бедное дерево, расщепив тебя до самых корней, то что тебе стремление ввысь?

Высь над тобою и даль пред тобою, конечно, мертвы и пустынны, потому что мертво и пусто внутри тебя.

Ничто живое не способно так бурно расти и так безвременно увянуть, как человек.