Есть истории, от которых тепло и уютно, а внутри остается ощущение, что в мире все устроено правильно. Есть такие, от которых смешно. А есть те, с которыми непонятно, что делать, — такие проникают в душу, словно мышь, съеденная змеей заживо.
Царь-оборванец и секрет счастья
Cлайд с цитатойОбычно ответ прямо перед носом, он настолько очевиден, что ты его не видишь. И никогда не увидишь, пока не будешь сыт по горло вопросом.
Любой женатый знает, что это настоящий труд. Но мы вложились в наши отношения, и пока вкладывались, наша любовь крепла.
Еврейская культура богата на проклятия: «Чтоб ты рос, как лук, — головой в землю, задницей кверху». «Чтоб ты жил, как канделябр, — днем висел, ночью горел». «Чтоб у тебя сгнили и выпали все зубы разом, кроме одного, и чтоб тот болел адски». Но из всех проклятий, какие мне довелось слышать, самое странное, пожалуй, вот это: «Чтоб ты зарабатывал на жизнь тем, что любишь делать».
То, что кажется благословением, может быть проклятием. То, что кажется проклятием, может быть благословением.
Странствия привели меня в мир историй. Там я узнал о проделках, какие вытворяют истории с нами, поднимаясь из глубин времени, как учат нас уму-разуму, направляют наш путь и даже, если позволить им, — исцеляют. Понял я, и как умеют они морочить нам головы, особенно когда кажется, что уже изучил их вдоль и поперек, как хитро прячут они свою правду на самом видном месте. Я натыкался на эти истины, усваивая те же уроки, что достались Соломону на его пути, — такие уроки, что можно извлечь только из потерь.
Та самая острая нехватка волшебства и от¬правила меня на его поиски, и я помню тот день, когда нашел его. Мне исполнилось пять лет. Два моих старших брата были в школе, а я — в супермаркете с мамой. Я видел, до чего она несчастна. Не знал еще, но ей уже сообщили, что моему отцу с его катарактой необходимо опять лечь в больницу на очередную операцию. Хотелось как-то порадовать ее, и я нашел повод — в овощном отделе.
— Мамочка, смотри! — сказал я. — Вон тот баклажан похож на Никсона!
Сходство было и впрямь изумительным — макушка баклажана свисала вниз, как настоящий нос, но куда изумительней было лицо моей матери, озаренное весельем. Как же здорово было рассмешить ее, вытянуть хоть на мгновение из ее несчастий. Всего пара слов — и мрак рассеялся. Я начал собирать шутки и рассказывать их ей в любую подходящую минуту. С отцом тоже срабатывало, и, когда мне удавалось насмешить его, я слышал громкий безудержный смех — смех здорового человека. И тоже начинал смеяться, и в такие мгновения мы с ним бывали по-настоящему близки.
Мой отец потратил всю жизнь, гоняясь за мечтами. Теперь, задним числом, я вижу, что его мечты были ему и благословением, и проклятием. Благословением — потому что давали силы двигаться дальше, невзирая ни на какие невзгоды, и проклятием, потому что ни одной не суждено было сбыться.
Ты бегаешь от правды. А теперь тебе придется развернуться и бежать в обратную сторону. Гонись за ней! Ищи правду в темных местах, куда тебе особенно не хочется идти.
Я по-прежнему верю, что все происходящее в этом мире и впрямь совершается не без причины. Но иногда эта причина появляется только после того, как что-то произошло. Это не причина, какую можно отыскать, — ее мы высекаем сами, лепим из собственных мук и утрат, сцепляем воедино любовью и состраданием. Как бы отчаянно ни искали мы эту причину, увидеть ее можно, лишь перестав искать, взглянув в прошлое — на то, где мы побывали и чему научились. Это изнурительно — выковывать причины из материи жизни, но это все, что нам остается. И в награду за это мы получаем историю.