Захир-ад-дин Мухаммед Бабур

Желанной цели должен ты добиться, человек,

Иль ничего пускай тебе не снится, человек,

А если этих двух задач не сможешь ты решить, -

Уйди куда-нибудь, живи, как птица, человек.

Ты на чужбине, — и забыт, конечно, человек,

Жалеет только сам себя сердечно человек.

В своих скитаньях ни на час я радости не знал, -

По милой родине скорбит извечно человек.

…Было со мной: ночью лежу, духом смятен,

Влага в глазах, в жилах огонь, крови взамен.

Так я лежу, — душу гнетет бремя тоски,

Сердце свое, горько стеня, рву на куски.

Века дела перебирал, мысля всю ночь,

Также дела жизни своей числя всю ночь.

То я лежал, то иногда вскакивал я,

Спорил с судьбой, сам над собой плакивал я.

Так я взывал: «Тяжкий мой рок, сколь ты жесток,

Несправедлив к жертве своей, злобный мой рок!

Верности чужд, правды в тебе — малости нет,

К праведникам, к мученикам — жалости нет.

Занят одним делом, палач, ты искони:

Казни и гнет! Или казни, иль изгони!

Чем я тебе так помешал, чем надоел?

Ведь между мной и меж тобой не было дел!

В тесном углу мира один жить я привык,

В скудной тиши, горести сын, жить я привык.

Я не роптал — радовался, что одинок,

Что от друзей, что от всего мира далек.

Счастье познав истиннейшей сути свобод,

Освобожден был я от всех низких забот.

Сам я избрал этот покой, этот затвор.

О, если б мог я пребывать в нем до сих пор!

Словно во сне, жил я, но ты — настороже, -

Сон мой прервав, новый капкан ставил душе.

В новый капкан мне суждено было попасть, -

Имя ему — царский венец, ханская власть.

Сделав меня счастьем друзей, горем врагов,

Под ноги мне ты ль не поверг вскоре врагов!

Сев на престол, что и отцу принадлежал,

Судьбы владык, судьбы их стран я разрешал.

Я на шестой месяц шестым царством владел,

Семь поясов мира в тот срок я оглядел.

Мнил, что достиг высшей мечты в жизни земной,

Только не знал: властвуешь ты в жизни земной!

В пору, когда я возлюбил радостей пыл,

В пору, когда слово «печаль» я позабыл, -

Ты мою власть отнял, всего снова лишил,

Родины прах отнял, меня крова лишил.

Сделал меня дервишем ты, в нищенство вверг, -

И предо мной радостей свет сразу померк.

Определил ты мне в друзья горе и страх,

Боль и печаль стали моей стражей в путях.

Радости где? Почести где? Слава? Их нет!

Где все друзья? Слева их нет, справа их нет!

Это же все было, а ты отнял, палач!

Встречусь теперь людям — и вслед слышу их плач.

Что ж ты меня возвеличил, если я мал?

И для чего с прахом сровнял, коль поднимал?

Кары такой и не постичь здравым умом!

Дом возвести — и развалить собственный дом!

Вовсе в тебе совести нет, жалости нет,

Даже ума, видно, в тебе малости нет!

Как же такой мир почитать, верить в него?

Мерой какой низости мне мерить его?

Он ли душе — прочный оплот, крепость надежд?

Бич мудрецов, славы родник он для невежд!

Их неспроста держит в чести он искони,

Столь же он груб, столь же лукав, как и они…

Нет, мудрецу жить с ним в ладу мига нельзя!

Лжи и коварств молча терпеть иго нельзя!

Но от кого помощи ждать? Слаб человек!

Мир — всемогущ, вечно его раб — человек!

Если б тебя, рок, я привлечь мог бы к суду!

Но на земле праведный суд где я найду!

Там бы тебя разоблачил я на века,

Но до конца все рассказать — жизнь коротка!..

В мыслях таких я не смыкал глаз в эту ночь,

В горе моем кто же тогда мог мне помочь?

Так пролежал я до утра, и наконец

Солнце взошло — вестник добра, лекарь сердец.

Молвило мне, по доброте вечной, оно:

«Чем же, мой сын, сердце твое омрачено?

О, имярек, ведомо мне: ты угнетен,

Но, человек, ты не навек брошен в зиндон{*}.

Мне в океан всех мировых слез не собрать, -

Низок сей мир, но на него сердца не трать!

Стоит ли он даже хулы, весь этот мир!

Стоит ли он горсти золы, весь этот мир!

Даже забудь имя его — мерзость и грязь!

Дух закалив, с миром порви всякую связь.

Золото здесь ты потерял, почести, власть.

В жертву за них душу свою стоит ли класть?

Короток срок радостей всех мира сего:

Око открыл, око закрыл — только всего!..

Я в жизни счастья не встречал, с несчастьем связан стал.

Во всех делах — просчет, за все я всем обязан стал.

Покинув родину свою, побрел я в Индустан

И черною смолой стыда навек измазан стал.

Я ни своим и ни чужим ни в чем не угожу:

Соперник — зол, возлюбленной — бельмом в глазу служу.

Как ни стремлюсь я делать всем добро, однако сам,

Увы, живою притчей зла среди людей брожу.

Что о судьбе думать моей? Слишком всесильна печаль!

Где же приют сердцу найти? Ехать в какую мне даль?

Пьяный вертеп, божий ли дом — все предо мной на замке,

Здесь постучусь, там постучусь, — разве бездомного жаль?

В мире земном что мне сказать жалкой породе людской?

Слушать их речь? Но человек — или невежда, иль враль.

Что тебя ждет в мире земном, лучше, Бабур, не гадай.

Что суждено, то суждено! А в размышленьях — печаль!

Уж лучше совершить тяжелых сто грехов,

Принять сто тяжких мук, сто обрести врагов,

Чем, став ослушником, родителя обидеть,

Чем не прийти к нему в тяжелый час на зов.

Не жертва скопидомства я, не пленник серебра,

В добре домашнем для себя не вижу я добра.

Не говорите, что Бабур не завершил пути:

Остановился я на миг, — мне снова в путь пора.

Известно: мудрость и любовь не совпадают никогда.

Хоть временем на краткий срок и вознесен твой враг, -

Вином победы два-три дня он опьянен, твой враг.

Пусть наймется, что до небес он вырос, — не горюй:

Ведь низок он, и будет вновь с землей сровнен твой враг.