Бездомному уже не строить дом.
Кто одинок, тому не будет спаться,
Он будет ждать, над письмами склоняться
И в парке вместе с ветром и листом
Один, как неприкаянный, склоняться.
Бездомному уже не строить дом.
Кто одинок, тому не будет спаться,
Он будет ждать, над письмами склоняться
И в парке вместе с ветром и листом
Один, как неприкаянный, склоняться.
Уходят годы... Как под стук колёс:
мы едем, годы вслед глядят легко нам,
они — пейзажи за окном вагонным,
печёт ли солнце, стынет ли мороз.
Пространство — как случайность и расчёт:
луг, дерево; становится поток
назавтра небом... Бабочка, цветок
наличествуют, и никто не лжёт;
и превращения не лживы...
Кто б ни был ты, но вечером уйди
из комнаты, приюта тесноты;
на даль пространств за домом погляди,
кто б ни был ты.
Где бы розу поалее
для букета мне сыскать?
Девушку, что всех милее,
в светлой липовой аллее
я хотел бы повстречать.
Теперь бездомный не построит дома,
Кто одинок, тот будет одинок.
Не спать, читать, ронять наброски строк,
Бродить аллеями по бурелому,
Когда осенний лист шуршит у ног.
Театр на жизнь как будто не походит,
действительность он как бы перерос, -
и всё же снова чудо происходит,
и всё-таки ответы на вопрос
нам слышатся о жизни и о смерти, -
о, мы доходим словно бы шутя
до сути их. Играющему верьте!
Он — женщина, он — демон, он — дитя...
И снова,
снова мы
в его сетях!
Недели летние тихи,
в деревьях кровь бурлит,
и тот творит разгул стихий,
кто быть всему велит.
И разве знаешь жизни мощь,
срывая ягод гроздь?
Изведай снова день и ночь -
ты в мире снова гость.
Да завершится летний зной, — пора,
Всевышний, брось густую тень на гномон,
в замолкший гомон пашен кинь ветра.
Плодам последним подари тепло
календ осенних, солнечных, отрадных,
и сделай сладость гроздий виноградных
вином, что так темно и тяжело.
Где ты, счастье взоров голубиных?
Не найти его, не доискаться.
Светлая вода стоит в ложбинах,
вечер кровью брызнул в тень акаций.
Девушки, смеясь проходят мимо,
голоса за рощей отзвучали...
Снова звезды явятся и с ними
сны, до края полные печали.
Слова простые, сестры-замарашки,
я так люблю их будничный наряд.
Я дам им яркость красок, и бедняжки
меня улыбкой робкой одарят.
Их суть, которую они не смели
явить нам, расцветает без оков,
и те, что никогда еще не пели,
дрожа вступают в строй моих стихов.