Леон Фелипе

Я уже так стар,

умерло столько людей, которых я обидел.

И я не могу их встретить

и попросить прощенья.

Я могу сделать только одно —

встать на колени перед первым попавшимся нищим

и облобызать ему руку.

Нет, добрым я не был,

и мог бы я быть много лучше.

Должно быть, я слеплен из глины,

которую плохо размяли.

У стольких людей мне бы надо прощенья просить!

Но все они умерли.

У кого же просить мне прощенья?

Поэт начинает с того, что говорит о своей жизни людям;

А потом, когда они засыпают, он говорит птицам;

А потом, когда они улетают, он говорит деревьям…

А потом появляется Ветер и шумит на деревьях листва.

Все это, другими словами, примерно выглядит так:

Исполнено гордости то, что я говорю людям;

Исполнено музыки то, что я говорю птицам;

Слезами наполнено то, что я говорю деревьям.

И все это вместе — песня, сложенная для Ветра,

Из которой он, самый забывчивый гений на свете,

Вспомнит едва ли несколько слов когда-нибудь на рассвете.

Под разными датами, в разном порядке

Всё тех же событий плывет череда?

Всё те же войны, всё те же страны,

Всё те же тюрьмы, всё те же тираны,

Всё те же секты и шарлатаны,

Под разными датами, в разном порядке

Всё тех же поэтов плывет череда!

Печально,

Как стар этот список событий,

Составленный кем-то для нас навсегда!

Как было бы грустно, печально, когда

Дорога бы длилась, и длилась, и длилась

И без конца повторялись на ней

Всё те же поселки, всё те же столицы,

Всё те же равнины и те же стада!

Как было бы грустно, если бы жизнь эта стала длинней,

Если бы длилась, и длилась, и длилась

Тысячу лет!

Кто мог бы снести её без труда?

Кто мог бы сделать её терпимой?