Каринэ Арутюнова

Весна наконец наступила, а сил нет. И хочется прятаться от долгожданного солнца, наблюдать за причудливой игрой света и тени из-за штор, — вот и весна пришла, а сил встретить ее как положено уже не осталось, — все ушло на преодоление зябкости, порывов апрельского ветра, ожидания тепла, — ну, еще чуть-чуть, после Пасхи и неизбежного цветения, которое как взрыв, — в одну ночь на землю опустились белые, розовые облака, пышные, сдобные, сладкие, точно оладьи, посыпанные сахарной пудрой, — застыть на полушаге, дотрагиваясь несмело до плюшевых отростков, похожих на пробивающиеся оленьи рога, вдыхая то, что позже окажется плодами — айвы, сливы, вишни, яблони, — пока что это фантом, ангельское порхание, предтеча, таинство, — явление новой жизни, заключенной в дыхании белых и палевых лепестков.

Весна наконец наступила, а сил нет. И хочется прятаться от долгожданного солнца, наблюдать за причудливой игрой света и тени из-за штор, — вот и весна пришла, а сил встретить ее как положено уже не осталось, — все ушло на преодоление зябкости, порывов апрельского ветра, ожидания тепла, — ну, еще чуть-чуть, после Пасхи и неизбежного цветения, которое как взрыв, — в одну ночь на землю опустились белые, розовые облака, пышные, сдобные, сладкие, точно оладьи, посыпанные сахарной пудрой, — застыть на полушаге, дотрагиваясь несмело до плюшевых отростков, похожих на пробивающиеся оленьи рога, вдыхая то, что позже окажется плодами — айвы, сливы, вишни, яблони, — пока что это фантом, ангельское порхание, предтеча, таинство, — явление новой жизни, заключенной в дыхании белых и палевых лепестков.

За дверью происходит чья-то жизнь. Жизнь маленького городка, о существовании которого еще несколько дней тому назад я не подозревала.

Кто-то въехал, кто-то уезжает.

Сколько бы ты не бежал от ноября, он все равно настигает, вместе с дождем и запахом первого снега. Даже здесь, в южном городке на границе с Грецией, хочется задернуть шторы и смотреть какой-нибудь длинный фильм, желательно мелодраму со счастливым концом.

Приходит время грусти, независимо от того, в какой ты стране, одинок или не вполне, счастлив или не очень.

Вот она, твоя жизнь, начинается всякий раз и всякое новое утро, со вдохом и выдохом нового дня, в проеме балконной двери, за которой обилие воздуха и света, и тишина, и далекие чужие миры, и огромный прекрасный город.

Ты готов, ты почти готов к этой встрече, и, возможно, даже к новой и удивительной любви, к новым откровениям и восторгам.

Но смыкаются веки, и звуки прошлого врываются в этот день, который по мере наступления тоже становится прошлым, уходит в сон и туман очередного ноября, уступая дорогу неподкупному и незнакомому будущему.

Дорога многому учит.

Например, тому, что ты ничего не можешь взять с собой.

Ни сад, ни калитку, ни яблоню, ни старое ореховое дерево, ни невидимого дятла, методично отбивающего дробь там же, на том же ореховом дереве, ни птичий утренний гомон, ни набегающую на берег волну, ни добытые по пути трофеи – ракушки и камни всевозможных форм и оттенков.

Все это останется здесь, на этой земле, а я двинусь дальше, разве только чуть сожалея об оставленном.