Елена Генриховна Гуро

Вот поет дорога.

Дорога моя — вот.

Вот и сам я!

А я вожжи взял,

эх, Родина!

А я ружье взял.

Вот — и мать.

Не тужи, не тужи, родная,

задул большой ветер —

не тужи, не плачь, мама.

Камень при дороге стал,

сосна шумит.

Ветер дальше, дальше погнал окрест.

Не плачь, мама.

Родина, родина — земля,

одна ты — мать.

За тебя я ушел.

Не тужи, не тужи, родная,

не плачь, мама.

Ручейки в горах зажурчали,

рога в лесах затрубили,

на яблоне разветвлённой

качаются птички.

Он запел, — и средь ночи синей

родилось весеннее утро.

И в ключе, в замковом колодце,

воды струя замолчала;

и в волненьи черезвычайном

побледнели, как месяц, дамы,

на мечи склонились бароны...

И в высокие окна смотрят,

лучами тонкими, звезды.

В небе колючие звезды,

в скале огонек часовни.

Молится Вольфрам

у гроба Елизаветы:

«Благоуханная,

ты у престола Марии — Иисуса,

ты умоли за них Матерь Святую,

Елизавета!»

Гордо иду я в пути.

Ты веришь в меня?

Мчатся мои корабли

Ты веришь в меня?

Дай Бог для тебя ветер попутный,

Бурей разбиты они -

Ты веришь в меня?

Тонут мои корабли!

Ты веришь в меня!

Дай Бог для тебя ветер попутный!

Прогнали. Башмачки промокли.

Из водосточных вода текла.

И в каретах с фонарями проезжали

Мимо, мимо, мимо, — господа.

Он, любимый, сильный, он все может.

Он просто так, — не желал...

Наклонился какой-то полутемный,

Позвал пить чай, обещал:

— «Пойдем, ципа церемонная,

Развлеку вечерок!»

Но глядит он мимо нее:

он влюблен в фонарик...

в куст бузины,

горящий шарик.

Слышит — кто-то бежит,

слышит — топот ножек:

марьонетки пляшут в жару

танец сороконожек.

С фонарем венчается там

черная ночь лета.

Взвилась, свистя и сопя,

красная ракета.

— Ах, фонарик оранжевый, — приди! —

Плачет глупый Пьерро.

В разноцветных зайчиках горит

его лицо.

Было утро, из-за каменных стен

гаммы каплями падали в дождливый туман.

Тяжелые, петербургские, темнели растения

с улицы за пыльным стеклом.

Думай о звездах, думай!

И не бойся безумья лучистых ламп,

мечтай о лихорадке глаз и мозга,

о нервных пальцах музыканта перед концертом;

верь в одинокие окошки,

освещенные над городом ночью,

в их призванье...

В бденья, встревоженные электрической искрой!

Думай о возможности близкой явленья,

о лихорадке сцены.

Сильный, красивый, богатый

Защитить не захотел,

Дрожала, прижавшись в худом платке.

Кто-то мимо проскользнул горбатый.

Звездочка

Высока.

Она блестит, она глядит, она манит,

Над грозным лесом

Она взошла.

Черный грозный лес,

Лес стоит.

Говорит: — в мой темный знак,

Мой темный знак не вступай!

От меня возврата нет -

Знай!

За звездой гнался чудак

Гнался...

Где нагнать ее

Не отгадал...

Не нагнал -

И счастлив был, -

За нее,

За нее пропал!

А еще был фонарь в переулке —

Нежданно-ясный,

Неуместно-чистый как Рождественская Звезда!

И никто, никто прохожий не заметил

Нестерпимо наивную улыбку фонаря.