Елена Генриховна Гуро

У кота от лени и тепла разошлись ушки.

Разъехались бархатные ушки.

А кот раскис...

На болоте качались беловатики.

Жил-был

Ботик — животик:

Воркотик,

Дуратик,

Котик-пушатик.

Пушончик,

Беловатик,

Кошуратик -

Потасик...

Ах, деньки деньки маются!

Кто их по ветру раскидал?

— Полоумный!

Да никто, никто умный

мои денечки не подобрал.

И не подберет,

и не принесет

к моей маме.

Мама, мама, мамочка, не сердись,

я на днях денечки-то подберу,

я на море светлое за ними побегу.

Я веселый!

Я их маме обещал моей суровой.

Моя мама строгая — точь-в-точь

я, как день — она как ночь!

И тогда, как собачонка побитая,

трусливо дрожа,

Поплелась за тусклым прохожим.

Была голодна.

В белом зале, обиженном папиросами

Комиссионеров, разбившихся по столам:

На стене распятая фреска,

Обнаженная безучастным глазам.

Она похожа на сад далекий

Белых ангелов — нет одна —

Как лишенная престола царевна,

Она будет молчать и она бледна.

И высчитывают пользу и проценты.

Проценты и пользу и проценты

Без конца.

Все оценили и продали сладострастно.

И забытой осталась — только красота.

Но она еще на стене трепещет;

Она еще дышит каждый миг,

А у ног делят землю комиссионеры

И заводят пияно-механик.

Струнной арфой

— Качались сосны,

где свалился полисадник.

у забытых берегов

и светлого столика

рай неизвестный,

кем-то одушевленный.

У сосновых стволов

тропинка вела,

населенная тайной,

к ласковой скамеечке,

виденной кем-то во сне.

Пусть к ней придет

вдумчивый, сосредоточенный,

кто умеет любить, не зная кого,

ждать, — не зная чего,

а заснет, душа его улетает

к светлым источникам

и в серебряной ряби

веселится она.

Пахнет кровью и позором с бойни.

Собака бесхвостая прижала осмеянный зад к столбу

Тюрьмы правильны и спокойны.

Шляпки дамские с цветами в кружевном дымку.

Взоры со струпьями, взоры безнадежные

Умоляют камни, умоляют палача...

Сутолка, трамваи, автомобили

Не дают заглянуть в плачущие глаза

Проходят, проходят серослучайные

Не меняя никогда картонный взор.

И сказало грозное и сказало тайное:

«Чей-то час приблизился и позор».

Ветрогон, сумасброд, летатель,

создаватель весенних бурь,

мыслей взбудараженных ваятель,

гонящий лазурь!

Слушай, ты, безумный искатель,

мчись, несись,

проносись нескованный

опьянитель бурь.