Джуд Лоу

Я из тех, кто любит все свое время проводить с детьми, только так их можно воспитывать. В отъезде я скучаю по каждодневной отцовской рутине. Мне нравится отвозить их в школу, встречать после уроков… Мне по душе такая простота жизни. И когда я возвращаюсь домой, то полностью превращаюсь в папочку.

Я, конечно, дарю девушкам цветы и приглашаю их в необычные места, но делаю это скорее потому, что так принято, а не потому, что сам получаю от этого массу удовольствия. Предпочитаю романтику чувствования, ведь испытывать эмоции – это так романтично.

Я неловко бы себя чувствовал, если бы заставлял детей смотреть свои картины. Хорошо, если потом, когда меня уже не будет, они захотят узнать, чем все-таки занимался их папочка. Увидят меня 22-летнего и скажут: «Смотри-ка, а он был классный и выглядел тогда отлично».

Два великих актера – Пол Ньюмен и Дастин Хоффман – сказали мне: «Ты можешь сейчас сделать серьезную карьеру. Воспользуйся этим. Перестань заниматься самобичеванием». Я понял, что бесполезно бороться с обязательствами, которые накладывает профессия, – с постоянными отлучками, разъездами, разлукой с близкими. Я перестал себя винить. Очень помогло то, что я сыграл в театре роль Фауста, о которой мечтал, и осознал величие и счастье актерского рабства!

Я обычно говорю, что мое хобби — быть таксистом. Когда у тебя трое детей, ты все время куда-то кого-то везешь.

Я чувствую, что период от 40 до 50 – будет самым продуктивным в моей жизни. Это отличный возраст для актера. В 20 лет чувствуешь себя, как на минном поле, из-за всех этих стремлений и идеалов. В 30 я начал переоценивать свою жизнь. Думаю, 40-50 будет интересное время.

Семья – это что-то вроде твоей собственной мини-планеты, и это бесценно.

Хорошо бы, чтобы мое прошлое придало мне ускорение — вперед, но желательно при этом было бы не рухнуть под тяжестью в пропасть или как минимум не застрять в трясине.

Есть фильмы, в которых я играл 20‑летним, и когда я сейчас показываю их своим детям, они удивляются, что папа был таким молодым. И хочется надеяться, что после меня останутся фильмы, которые люди будут пересматривать снова и снова на протяжении долгих лет после моей смерти.

... я боялся задать вопрос режиссеру, боялся диалога с ним, словно он был учителем, чей диктат извечен и легитимен. У меня годы ушли на то, чтобы научиться спрашивать, выяснять, прояснять позиции. Научиться жить по принципу: если у тебя есть вопрос, задай его.