Ведь совсем не важно, от чего помрешь,
Ведь куда важнее, для чего родился.
А если там, под сердцем, лед,
То почему так больно жжет?
Не потому ли, что у льда
Сестра — кипящая вода,
Которой полон небосвод?
Говори-гуляй, Москва, да за околицу не выходи,
Гори-пылай, Москва, высоко кружат гуси-лебеди.
Говори еще, Москва, о темном золоте семи холмов.
Гори свечой, Москва, как летний дым
горька твоя любовь.
Твой корабль уплывал в грозу под парусами,
Ты вернуться обещал и будь, что будет с нами.
В море я смотрю весь день и хожу по краю,
Буду лишь тебе верна, хоть я и не святая.
Ах, видеть бы мне глазами сокола, и в воздух бы мне на крыльях сокола,
В той чужой соколиной стране, да не во сне, а где-то около.
Ты чужой, ты другой, ты не мой, не любый.
Но подожди, за окном идут дожди, не ходи, не думай.
Пусть вечерняя звезда взойдёт над тобой,
Может быть, при свете дня ты будешь другой,
Но сейчас твой дом далёк, и твой путь так одинок...
И опять приходит тьма,
Но верь, и ты пройдёшь свой путь,
Но не вечно правит тьма,
Надежда вновь жива с тобой.
И, быть может, этот день умчится прочь,
Быть походу в дальний край, где правит ночь,
И, когда отступит тьма, солнца луч найдёт тебя...
Что у меня теплые плечи и гордые речи,
И колючие свечи в темноте высоко.
Моя верность хранится там, где пляшут зарницы,
Как бы ты не стремился — не достанешь рукой.
И он говорит ей — сестра, я слишком давно на этой войне,
Когда вы пьете это ваше вино, я нёбом чувствую кровь —
В ней хватает и серебра, и стали, и соли, и гари огней...