У моего безумья тонкие персты,
Полупрозрачные под кожей золотистой.
Они взмывают ввысь и жестом пианиста
Моё безумие вонзается в меня.
У моего безумья тонкие персты,
Полупрозрачные под кожей золотистой.
Они взмывают ввысь и жестом пианиста
Моё безумие вонзается в меня.
Город полон озябших людей,
За ними протекают вереницы смертей,
Их много, за каждым из людей своя...
За месивом дождей, фонарей, кутерьмы,
Холодное дыханье наступающей зимы,
И где-то в сыром тумане потерялась я...
Это будет война без пpавил,
без начала и бесконечная.
Это будет та еще полночь,
смеpч, не тpонувший сонных листов.
Кто бы этим балом ни пpавил —
он состоялся, сего довольно.
Hичего не сделаешь, милый,
здесь такое зовут «любовь».
И не бойся, и не плачь, я ненадолго умру.
Ибо дух мой много старше, чем сознанье и плоть.
Я — сиреневое пламя, я — струна на ветру.
Я — Господень скоморох, и меня любит Господь.
Шёл ***ец по городу, по корявой улице
В туфельках и гольфиках, с плюшевой игрушкою.
Шёл ***ец по городу, звали его Катенька..
Нёс мешок истерики и социопатии….
И если вдруг на рассвете постучатся к вам кроты
Или бешеные волки или голодные глисты,
Или чёрная холера, или красная чума,
Или триста тонн живого говорящего дерьма -
Считай что дёшево отделался, продолжай-ка спать,
Покуда злобный Сатана не удосужился прислать…
Маленькую девочку с тягою к Танатосу.
Маленькую девочку с тягою к Танатосу.
Маленькую девочку с тягою к Танатосу.
Не моложе она, не прекрасней она,
Та, к которой консорта всем сердцем влечет,
Но она, к сожаленью, чужая жена,
А чужую жену медом вымазал черт.