В бой идут одни «старики»

— Когда кончится война, вернемся мы сюда, пройдем по этим местам, кто остался в живых...

— И позовем лучший симфонический оркестр во фраках. Выйдет дирижер, я подойду к нему и скажу...

— Пусть они нам сыграют!

— Нет, ты знаешь, я сам. Скажу: «Извини, маэстро, дай я!». И как врежем «Смуглянку» от начала и до конца...

— И четвёртое: нельзя держать боевого лётчика вечным дежурным, куда пошлют. Прошу допустить к полётам.

— И пятое: нельзя перебивать старших по званию. Вы свободны.

— Есть.

— Гав! [Собака]

— Вы тоже.

Человечество должно же когда-нибудь понять, что ненависть разрушает. Созидает только любовь!

Кто сказал, что надо бросить

Песни на войне?

После боя сердце просит

Музыки вдвойне!

— Наблюдал — во! Только дорогу старшим надо уступать.

— В трамвае — пожалуйста, но не в бою.

— Споемся!

Не вернувшимся из боевых вылетов ПОСВЯЩАЕТСЯ.

— Что, так и писать? «День у нас такой, как у вас, за это поцелуйте…» Может, хоть многоточие поставим?

— Казацкое послание султану!

— Грубо, дипломатический документ! Готово!

— Кузнечик, переведи всё это на немецкий. Быстро, но постарайся, чтобы это был добротный, литературный язык. Что, это всё?

— Ну, остальное переводу не подлежит. «Кемпфе мит мир алляйн, веренд дес штартс верден вир унс нихт бешиссен. Маэстро».

— Не тяни, а то получишь по шее.

— «Выходи драться один на один, на взлёте бить не будем. Маэстро».

— Ну вот, а целый день писали!

— Стилист. Не смешно, но точно. После войны редактором будешь.

— Как у тебя там? Как у тебя там, Маэстро?

— Всё нормально, падаю!

(подъезжая на лошади)

Макарыч, принимай аппарат! Во, махнул не глядя. Извини танка не было...