Виктор Гюго

Мы рождаемся с криком, умираем со стоном. Остаётся только жить со смехом.

Счастье всухомятку похоже на черствый хлеб. Им можно закусить, но нельзя пообедать. Я жажду избытка, жажду бесполезного, безрассудного, чрезмерного, всего, что ни на что не нужно.

Дети, так же как и птицы, поют свои утренние песни.

То, что гаснет здесь, вновь зажигается там.

То, что в жизни называют «возвышением», — не что иное, как переход с пути спокойного на путь, полный тревог. Где же прямая дорога? В чём состоит наш основной долг? В заботе о близких? Или обо всём человечестве? Не следует ли оставить малую семью ради большой? Человек поднимается вверх и чувствует на своей совести всё увеличивающееся бремя. Чем выше подымается он, тем больше становится его долг по отношению к окружающим. Расширение прав влечёт за собой увеличение обязанностей. Возникает соблазнительная иллюзия, будто перед нами расстилается несколько дорог и на каждую из них нам указывает совесть. Куда идти? Свернуть в сторону? Остановиться? Пойти вперёд? Отступить? Что делать? Это странно, но у долга тоже есть свои перекрёстки; ответственность иногда бывает настоящим лабиринтом.

Но разве твоя ответственность не становится ещё больше, когда ты не только человек из плоти и крови, но и носитель идеи, воплощение факта, символ всего человечества?

Я болен сплином, осложнённым меланхолией и ностальгией, а в придачу ипохондрией, и я злюсь, бешусь, зеваю, скучаю, томлюсь и изнываю. И ну его господа бога к чёрту!

Если бы бог хотел, чтобы человек пятился назад, он поместил бы глаза на затылке.

Не найдись на свете хоть один любящий, солнце погасло бы.

— А знаете ли вы, что такое дружба?

— Да. Это значит быть братом и сестрой; это две души, которые соприкасаются, не сливаясь; это два перста одной руки.

— А любовь?

— О, любовь! Любовь — это когда двое едины. Когда мужчина и женщина превращаются в ангела. Это — небо!