Стефани Майер

За многие тысячелетия люди так и не разобрались в том, что такое «любовь». Что в ней от тела, а что — от разума? Что по воле случая, а что предначертано судьбой? Почему идеальные браки рушатся, а неподходящие пары живут в любви и согласии? Они не знали ответов, и я не знаю. Любовь просто есть, и всё.

Надо мной загорелись три знакомые звезды. Они не звали меня — они меня отпускали, отпускали в черную Вселенную, по которой я много раз странствовала.

Эдвард смотрел на меня, как раньше, с любопытством и каким-то непонятным разочарованием. Я подняла на него глаза, уверенная, что он тут же отвернется. Ничего подобного, он продолжал испытывающе на меня смотреть. Боже, как он красив! У меня затряслись руки.

Он откинул облако золотых волос с моего лица и прижал к моей щеке большую ладонь, в которой спокойно поместилось бы все мое лицо, от подбородка до лба. От этого прикосновения по моей коже словно пробежал электрический заряд. Стало щекотно внизу живота.

Смерть — часть того, кто мы, она ведёт нас. Она формирует нас. Она приводит нас к безумию. Ты не можешь быть человеком, если у тебя нет никакого смертного конца.

— Но я — оборотень, — сказал он неохотно, и с очевидным отвращением добавил: — А он – вампир.

— А я – «Дева» по гороскопу! — раздражённо крикнула я.

(— Но ведь я всё равно оборотень, — неохотно сказал Джейк. И с отвращением добавил: — А он остаётся вампиром.

— А я Дева! — заорала я, не выдержав.)

— Ну, роскошь не всегда благо. Стараемся не выделяться!

— Без особого успеха.

— Белла, ты меня оскорбляешь! Я делаю тебе предложение, а оно принимается за шутку...

— Эдвард, пожалуйста, давай серьезно!

— Да я сама серьезность!

— Слушай, мне только восемнадцать.

— А мне почти сто десять — самое время остепениться!

Интересно, через сколько столетий он [Эдвар]) поймет, что своим укусом он размагнитил меня от неприятностей? Теперь неприятности я могу создавать для других сама.