Надо мной загорелись три знакомые звезды. Они не звали меня — они меня отпускали, отпускали в черную Вселенную, по которой я много раз странствовала.
— Он тебя не ударит...
— Это ты так думаешь, а проверять мне!
Надо мной загорелись три знакомые звезды. Они не звали меня — они меня отпускали, отпускали в черную Вселенную, по которой я много раз странствовала.
Он поцеловал меня на глазах у всех, и я тут же забыла, что в комнате есть кто-то ещё. На сердце вдруг стало удивительно легко: ни преград, ни недоразумений, ни обид — только мы, я и он; раскаленная магма растеклась по телу, плавя последние сомнения.
Он постоянно касался моего лица и волос, мы часто держались за руки — но ведь на это тело все так реагировали, испытывая ко мне исключительно платонические чувства.
Глаза оставались такими же синими, какими я их запомнила — якорь, который удерживал меня на этой планете.
Человеческая любовь, коварная, не признавала правил: иногда ее дарили просто так — как это произошло с Джейми; иногда на то, чтобы ее заслужить, требовалось время и тяжелый труд — например, с Йеном; а иногда ее было не добиться никакими стараниями, и такая безнадежная любовь разбивала сердце — с Джаредом.
Казалось на этой планете не существовало печали без радости, и на каждую радость приходилась уравновешивающая её печаль — словно кто-то переставлял гирьки на неведомых весах.
Я погрузилась в черноту, которая вдруг стала светлеть, изменяться. Вместо черной дыры передо мной закружился синий свет — теплая, живая, сверкающая синева... Я поплыла вперед, не испытывая страха.