Ночь — лучшее время для истории.
Саймон Хоук
Он работал в лагерях уже пять сезонов подряд и слышал немалое количество историй о привидениях, которыми, якобы, кишмя кишат такого типа места. Большинство из них было вольным пересказом одной, ставшей уже классической, истории. Истории о «Сумасшедшем с крюком».
Существовал, мол, какой-то маньяк, поубивавший порядочное количество людей. И вот он был заключен для лечения в какую-то психушку, которая — «так уж случилось» — находится неподалеку от одного из лагерей. Так вот: этот убийца потерял когда-то руку и вместо нее у него был стальной крюк. Его руку так никто и не мог найти.
Этот параноик всю жизнь пытался разыскать свою руку, а потерял он ее в одном из близлежащих лесов. И если рассказывать эту историю в соответствующей обстановке, подробно описывая то, как он убивал своих жертв, то глаза слушающих ребят обычно вылезают от испуга из орбит, и они, развесив уши, следят за каждым словом рассказчика.
Многие из слушателей считают, что это сказка, которую им рассказывают на ночь. Но это происходит только до тех пор, пока рассказчик, в конце концов, не говорит, что ровно год назад здесь, в этом лагере, жили точно такие же ребята, как и сидящие перед ним, которые одним из вечеров решили прокатиться на машине. Они подъехали к лесу и выключили фары. Они сидели в салоне, слушали радио, но вдруг девушка услышала поблизости какой-то шум. Какой-то хруст: будто кто-то бродил неподалеку. Еле слышный, но очень беспокоящий шум: будто кто-то пытается открыть дверцу машины чем-то металлическим…
Она перепугалась и стала упрашивать своего парня о том, чтобы уехать. Мальчишка тоже оказался из робкого десятка и рванул с места. Они поехали по дороге — здесь рассказчик должен уточнить, что они поехали именно по той дороге, которая ведет к лагерю и проходит в двух шагах от них — потом, поняв всю смехотворность такого внезапного бегства, они остановились, начали объяснять друг другу, что это было просто глупо с их стороны, и списали все на свое разыгравшееся воображение. Ну, а когда стали вылезать из машины, то что-то помешало им открыть дверцу. Оказалось, что в дверном проеме заклинило стальной крюк…
Это производит эффект разорвавшейся бомбы.
Чуть ранее этим вечером рассказчик должен был сообщить ребятам, что он слышал, как по радио говорили о том, что из сумасшедшего дома сбежал убийца, и полиция просит всех находиться дома, так как этот человек очень опасен. Полицейские прочесывают лес, пытаясь обнаружить этого человека, да скорее и не человека, а зверя, который бродит где-то поблизости в поисках своей руки, своего крюка. Еще полиция информировала, что в последний раз убийца был замечен в районе лагеря (здесь рассказчик дает название их лагеря).
Он разыскивает свой крюк, говорит рассказчик почти шепотом. Тот самый крюк, который потерял год назад, пытаясь убить тех ребят, вовремя догадавшихся дать деру. Он уверен, что его рука где-то здесь, продолжает рассказчик, именно в этом лагере. И, в конце концов, те двое забыли этот крюк в лагере. Его рука здесь, и убийца знает об этом. Он знает, что крюк здесь, у них, ион не успокоится, пока не найдет свою руку.
И тут наступает самый торжественный момент: рассказчик лезет за пазуху и достает оттуда стальной крюк, который демонстрирует каждому из слушателей. Это срабатывает еще лучше, если орудие сверкнет при свете костра. И будет вовсе замечательно, если кончик крюка рассказчик покрасит и добавит туда немного грязи — это будет выглядеть совсем как запекшаяся кровь.
Сначала убийца потерял свою руку, — здесь рассказчик поворачивает крюк так, чтобы в нем отражалось пламя костра — а потом и свой протез. Все это должно произноситься самым что ни на есть драматическим, загробным голосом. И маньяк знает, что крюк здесь, он ищет его…
В этот момент кто-нибудь из помощников рассказчика выскакивает из тьмы и орет истерическим голосом. На голове у него может быть одето что-нибудь вроде наволочки с прорезями для глаз. Одна рука у него должна быть заправлена в рукав, так, чтобы создать иллюзию, что ее нет; в другой руке у него должен быть зажат топор, нож или мачете. Он прыгает на кого-нибудь из слушателей и валит того на землю, издавая при этом жуткие вопли. Все это очень неплохо действует на нервы слушателям.
Может быть, если бы побольше людей было бы романтиками, то много большее их число жило бы сейчас в мире друг с другом.
Взобравшись на этого «монстра», он разъезжал ничуть не хуже Поля Ревира, выкрикивая при этом что-то из Евангелия, как бы выполняя повеления Божии — ну, прямо современный Джонатан Эдуардз, проповедующий грешников и предостерегающий таковых о Гневе Божием. Никто его, конечно, не слушал, а если прислушивался, то немедленно звал на помощь шерифа или офицера полиции Дорфа, чтобы представители власти отправили несостоявшегося проповедника куда-нибудь проспаться.
Отечественная промышленность гибнет, потому что страна делает основной упор на сервисное обслуживание населения, вкладывая в него огромные средства, и постепенно отходит от нужд производственной сферы, импортируя все из-за рубежа. И налаживать необходимо именно производство. Люди, в конце концов, должны что-то делать и своими руками. Они должны возвратить себе веру в самих себя, в свои способности, в американский характер, наконец. Даже японцы говорят об этом. А люди в это время покупают японские автомобили с уверенностью в том, что американские — хуже, подразумевая, что японцы имеют много лучшую продукцию, много лучший контроль за безопасностью в эксплуатации. И в то же время японцы сами признают, что научились всему этому у американцев. Стив застал еще те времена, когда люди не смотрели даже на ту вещь, на которой была надпись: «Сделано в Японии». А сейчас ситуация резко изменилась. Почему? Потому что сами японцы этого захотели и поверили в себя. Поверили в себя и начали стараться, начали лучше и больше работать.
Наверное, физиологическая потребность двух людей почувствовать друг друга была только началом. Но иногда она была уже и окончанием. Короткое удовольствие и необходимость друг в друге закончилась и остается только одно — собственный эгоизм. Хотя бывает, это чувство служит и своего рода катализатором для чего-то более глубокого, уз настоящей близости, но это, увы, приходит ко всем только со временем.
Они продолжали уверять друг друга в том, что их чувства должны продолжаться, но, по правде говоря, уже были уверены, что это невозможно, ведь очень скоро они разъедутся по разным штатам, поступят в разные колледжи, будут встречать разных людей… Честно сказать, это должно было произойти. Они оба это прекрасно понимали, и их отношения находились в том же состоянии, что и бомба, каждую минуту готовая взорваться.
Наверное, физиологическая потребность двух людей почувствовать друг друга была только началом. Но иногда она была уже и окончанием. Короткое удовольствие и необходимость друг в друге закончилась и остается только одно — собственный эгоизм. Хотя бывает, это чувство служит и своего рода катализатором для чего-то более глубокого, уз настоящей близости, но это, увы, приходит ко всем только со временем.
Они продолжали уверять друг друга в том, что их чувства должны продолжаться, но, по правде говоря, уже были уверены, что это невозможно, ведь очень скоро они разъедутся по разным штатам, поступят в разные колледжи, будут встречать разных людей… Честно сказать, это должно было произойти. Они оба это прекрасно понимали, и их отношения находились в том же состоянии, что и бомба, каждую минуту готовая взорваться.
Это просто поразило ее; чувство юмора Недди привлекало ее больше, чем плюсы других ребят, которые курсировали вокруг нее как катера боевого охранения.