Олдос Хаксли

Он ответил ложью — наполовину ложью, в которой была лицемерно оправдывавшая его доля истины; это было хуже, чем неприкрытая ложь.

По легкости, с которой люди делятся с другими самым сокровенным, сразу за хорошим и надежным другом идет человек совершенно посторонний.

Мы живём вместе, мы совершаем поступки и реагируем друг на друга; но всегда и во всех обстоятельствах мы — сами по себе. На арену мученики выходят рука об руку; распинают же их поодиночке. Обнявшись, влюблённые отчаянно пытаются сплавить свои изолированные экстазы в единую самотрансценденцию; тщетно. По самой своей природе, каждый воплощённый дух обречён страдать и наслаждаться в одиночестве. Ощущения, чувства, прозрения, капризы — все они личны и никак не передаваемы, если не считать посредства символов и вторых рук. Мы можем собирать информацию об опыте, но никогда не сам опыт. От семьи до нации, каждая группа людей — это общество островных вселенных.

Ведь почему этот старикан был таким замечательным технологом чувств? Потому что писал о множестве вещей мучительных, бредовых, которые волновали его. А так и надо — быть до боли взволнованным, задетым за живое; иначе не изобретешь действительно хороших, всепроникающих фраз.

Да, можно улыбаться, улыбаться — и быть мерзавцем. Безжалостным, коварным, похотливым.

— Что такое философ, знаете?

— Мудрец, которому и не снилось, сколько всякого есть в небесах и на земле.

В правильных условиях практически кого угодно можно убедить в чем угодно.

Что человек соединил, природа разделить бессильна.

Можно только в шутку говорить о том, что слишком ужасно для разговора всерьез.

Служить счастью, особенно счастью других, гораздо труднее, чем служить истине, если ты не сформирован так, чтобы служить слепо.