Мигель де Сервантес Сааведра

Пусть эхо о любви моей несчастной

Поведает природе беспристрастной,

Чтоб мир узнал, как я тобой казним,

И даже в диких тварях пробуждалась

Святая жалость к горестям моим.

Одному Богу дано знать времена и сроки, и для него не существует ни прошлого, ни будущего, для него всё настоящее.

Господь посылает рану, господь же ее и уврачует, никто не знает, что впереди, до завтра еще далеко, а ведь довольно одного часа, даже одной минуты, чтобы целый дом рухнул, я видел собственными глазами: дождь идет, и тут же тебе светит солнце, ложишься спать здоровехонек, проснулся — ни охнуть, ни вздохнуть. И кто, скажите на милость, может похвастаться, что вколотил гвоздь в колесо Фортуны? Разумеется, что никто, и между женским «да» и женским «нет» я бы и кончика булавки не стал совать: все равно не поместится. Дайте мне только увериться, что Китерия любит Басильо всей душой и от чистого сердца, и я ему головой поручусь за успех, потому любовь, как я слышал, носит такие очки, сквозь которые медь кажется золотом, бедность — богатством, а гной — жемчугом.

Никогда не ходи, Санчо, распоясанным и неопрятным: беспорядок в одежде есть признак расслабленности духа, если только это не нарочитая небрежность и распущенность.

Просто-напросто не любитель я что бы то ни было долго хранить в себе: хранишь-хранишь, глядь, а оно уже и прогоркло — вот чего я боюсь.

Если раны мои и не красят меня в глазах тех, кто их видел, то, во всяком случае, возвышают меня во мнении тех, кто знает, где я их получил, ибо лучше солдату пасть мертвым в бою, нежели спастись бегством.

Колесо судьбы вертится быстрее, чем крылья мельницы, и те, что еще вчера были наверху, сегодня повержены во прах.

А ведь как бы ни было велико горе и как бы оно ни терзало, страждущий, пока он жив, должен, по крайней мере, выслушать того, кто из добрых побуждений желает дать ему совет.

Неблагодарность — дочь гордости и один из величайших грехов, какие только существуют на свете.