Луис Ривера

Самое естественное, что есть в этом мире, — перемены. Живое не может быть застывшим.

Счастье не бывает долгим или коротким. Оно просто есть или его нет. При чём тут время?

Настоящая любовь жадна и прожорлива, как огонь. Она никогда не скажет: «Довольно! Ты отдал мне достаточно себя». Она захочет пожрать вас целиком. Но эту пташку нужно держать чуть — чуть впроголодь. Ибо чтобы отдать себя целиком любви, придется себя уничтожить.

Человек никогда не сражается с миром. Он всегда сражается с самим собой.

Говорят, что выдержать пытку помогает довольно простая штука — нужно желать себе еще большей боли. Так «пережигается» нерв... И человек уже ничего не чувствует. То есть, чувствует, но это уже не его тело... Что-то подобное произошло и со мной. Мой страх сгорел. Он дошел до высшей точки, когда я просто сидел в кресле и тихонько скулил, как щенок... И вдруг страх умер, оставив вместо себя лишь гнетущую пустоту. Не храбрость. Не мужество. Не готовность драться за свою жизнь... Всего лишь пустоту...

Только приняв неизбежность смерти, можно найти силы для великих деяний.

Счастье не бывает долгим или коротким. Оно просто есть или его нет. При чём тут время?

Настоящая любовь жадна и прожорлива, как огонь. Она никогда не скажет: «Довольно! Ты отдал мне достаточно себя». Она захочет пожрать вас целиком. Но эту пташку нужно держать чуть — чуть впроголодь. Ибо чтобы отдать себя целиком любви, придется себя уничтожить.

Человек никогда не сражается с миром. Он всегда сражается с самим собой.

Говорят, что выдержать пытку помогает довольно простая штука — нужно желать себе еще большей боли. Так «пережигается» нерв... И человек уже ничего не чувствует. То есть, чувствует, но это уже не его тело... Что-то подобное произошло и со мной. Мой страх сгорел. Он дошел до высшей точки, когда я просто сидел в кресле и тихонько скулил, как щенок... И вдруг страх умер, оставив вместо себя лишь гнетущую пустоту. Не храбрость. Не мужество. Не готовность драться за свою жизнь... Всего лишь пустоту...