Кристина Лорен

Не то чтобы раньше я не увлекался женщинами – очень даже увлекался. Но при этом всегда сохранял голову на плечах, стараясь брать как можно больше физически, но чувства сдерживать или вовсе отметать в сторону. Что же в Ханне заставило меня отбросить эту привычную стратегию и ринуться прямиком в глубину, где таились и самая сильная нежность, и самый отчаянный страх?

Она была моим слепым поворотом, моим таинственным холмом, и, похоже, мне так и не суждено было избавиться от опасения, что в один прекрасный день я не сумею избежать столкновения и разобьюсь вдребезги. Но когда она была близко, когда я мог коснуться ее, поцеловать, выслушать все ее сумасшедшие теории о девственности и любви, я испытывал чистейшую эйфорию, неповторимое сочетание покоя, восторга и желания. В эти секунды я совершенно забывал о том, что могу разбиться.

На этот раз, когда ночь погрузилась в свою самую глубокую тьму, а ветер завывал за нашими открытыми окнами, мы неспешно занимались любовью. Мои ноги были вокруг его тела, его лицо зарывалось в мою шею, и мы двигались в унисон, он подо мной, просто чувствуя и наблюдая.

Ничто с этим не сравнится.

Ничто.

Здесь и сейчас проходила наша жизнь. Вот так она и начиналась: свадьбы, рождение детей, решение повзрослеть и стать для кого-то единственным человеком в мире. Главное – не долбаная работа и не случайные любовные приключения. Жизнь была построена из этих кирпичиков, связей, и вех, и моментов, когда ты сообщал двум своим лучшим друзьям, что у тебя скоро родится ребенок.

Я люблю слышать твой смех, видеть, как ты реагируешь на некоторые вещи, я люблю узнавать о тебе что–то новое. Я люблю то, кем я становлюсь с тобой, и я верю, что ты не сделаешь мне больно.

У меня все было отлично, пока Ханна со своим мелющим без передыху ртом и лукавыми глазами не ворвалась в мою жизнь. У меня все было отлично, пока она не сломала мою налаженную рутину. И сейчас мне хотелось, чтобы Дилан вымелся к чертям из ее квартиры, дав мне возможность подняться наверх и сказать ей, какая же она заноза в заднице и как я зол на нее за то, что она выбила надежную, устойчивую почву у меня из-под ног.

Я хотел этого больше всего на свете, но прежде я должен был кое-что услышать от неё. Когда там внизу она произнесла моё имя, это пробудило во мне какое-то чувство. Я пока ещё не понял, значило ли оно что-то важное, к чему я пока не был готов, но я знал, что мне нужно, чтобы она сказала это, я хотел услышать, что именно меня она хочет. Мне нужно было знать, что этой ночью она моя.

Когда Ханна смотрела на меня так, когда голос ее становился тихим и хриплым, я знал, что все пропало. Дело было не только в физическом влечении. Конечно, меня и раньше привлекали женщины. Но с Ханной это было кое-что посильнее, какая-то химия, электрический разряд, пробегавший между нами и заставлявший меня всякий раз желать чуть больше, чем мне давали. Ханна предложила мне дружбу, а я захотел ее тело. Она предложила мне тело, а я захотел завладеть ее мыслями. Она предложила мне свои мысли, а я возжелал ее сердце.

– О чем ты думаешь? – спросила она.

Маленький ученый – она вечно пыталась меня препарировать.

Я думал обо всем, и хотел всего, и паниковал, потому что, возможно, собственными руками резал последнюю нить, позволяющую держать мои чувства в узде.

Он посмотрел на меня, затем его взгляд опустился на мою юбку. Потом он снова посмотрел мне в лицо и приоткрыл губы, будто спрашивая у меня что — то, о чем он уже знал. Затем он потянулся вперед, зажав ручку между большим и указательным пальцами, и приподнял ею край моей юбки.

Когда он увидел вчерашний пояс с подвязками, его глаза расширились.