Фредерик Бегбедер

— Ты что, по-прежнему встречаешься с Клер?

— Нет. Мы все время ругались. Бросали друг друга. Поговорим о чем-нибудь другом. У нее крыша поехала. Неинтересно. И вообще мне плевать. Между нами все кончено.

— А... ты, значит, так сильно в нее влюблен...

Эта наша встреча открыла мне одну вещь: оказывается, лучшее, что можно сделать на похоронах — влюбиться.

Ежели кто-то постановил, что мне положено коллекционировать оргазмы именно в этот день, я буду последним, кто станет сопротивляться.

Очень — это мало.

После Первой мировой войны измученные французы поняли, что лучше быть живым хитрецом, чем мертвым храбрецом.

Мне кажется, изначально я хотел сеять вокруг себя одно добро. Но это оказалось невозможно по двум причинам: во-первых, мне мешали, во-вторых, я сам отрёкся от своего намерения.

Наши разбитые жизни оформлены красивее некуда.

Удивительно, как память сортирует отбросы, может быть, она отнесется благосклонно и к утилизации мусора?

Я любил её, потому что у нее был хронический цистит... И ещё я её любил, потому что, когда я увидел её в первый раз, она, не извинившись, загасила окурок в моем бокале... И ещё потому, что она в детстве носила брекеты на зубах. Я любил её, потому что каждый раз, когда мы виделись, её волосы оказывались другого цвета: она становилась то рыжей, то брюнеткой, то блондинкой, то лиловела... Я любил ее за её прихоти, недостатки, причуды. Я разлюбил шикарных телок, мое сердце отдано нескладехам.