Джек Лондон

На одно мгновение через бездну, их разделявшую, был перекинут мост. Но его чувство не стали от этого более низменными. Это не она опустилась до него. Это он поднялся за облака и приблизился к ней.

Неужто любовь так примитивна и вульгарна, что должна питаться внешним успехом и признанием толпы?

Побежденные соперники, как и история любви, красной кровью написанная на снегу, были забыты.

Смерти он не боялся, с едкой горечью высмеивал любой образ жизни, но, умирая, жадно любил жизнь, каждую кроху бытия. Он был одержим безумным желанием жить, ощущать трепет жизни, «все испытать на краткий миг, пока и я – пылинка в звездном вихре бытия», как выразился он однажды. Он рисковал пробовать наркотики, шел и на другие странные опыты в погоне за новой встряской, за неизведанными ощущениями.

То, что он предлагал ей, было ничтожно в сравнении с тем, что она готова была отдать ему. Он предлагал ей то, что у него было лишним, без чего он мог обойтись, — а она отдавала ему всю себя, не боясь ни позора, ни греха, ни вечных мук.

... Я завидую вам умом, а не сердцем, заметьте. Зависть – продукт мозга, ее диктует мне мой разум. Так трезвый человек, которому надоела его трезвость, жалеет, глядя на пьяных, что он сам не пьян.

Ребенок, который определил память как «то, чем забывают», был не так уж неправ.

Когда человек начинает говорить о своей гибели, значит он уже наполовину погиб.

Повторялась исконная трагедия одиночки, пытающегося внушить истину миру.

Они говорили с жаром и увлечением, мысли возбуждали их так, как других возбуждает гнев или спиртные напитки.