Борис Виан

— У меня есть дом. Мне дают еду. Мне дают золото. Много золота. Но я не имею права его тратить. Никто мне ничего не продает. У меня есть дом и много золота, а я должен переваривать стыд всей деревни. Они мне платят за то, чтобы я мучился угрызениями совести вместо них. За все то зло и бесчинство, которое они творят. За все их пороки. За преступления. За ярмарку стариков. За пытки животных. За подмастерьев. И за помои...

В этой стране легко быть смелым; стоит лишь сказать то, что все могут видеть, если возьмут на себя труд посмотреть.

Направление времени не изменишь на обратное, если только не жить зажмурив глаза, заткнув уши.

— Какого дьявольского черта вы всегда и беспрестанно обращаетесь ко мне в третьем лице?

— Коли месье угодно выслушать мои объяснения, то извольте: я полагаю, что фамильярность допустима исключительно между людьми, которые вместе пасли свиней, а это, как вам известно, не наш случай.

— Их приучили к мысли, что надо работать, — сказал Колен.

— И вообще считается, что работа — это благо. В действительности же никто так не думает. Работают просто по привычке и чтобы не думать.

Идиотский план, но как раз самые идиотские планы всегда удаются.

Свобода — это полное отсутствие каких бы то ни было желаний, и абсолютно свободным может считаться только тот, кто не имеет никаких желаний.

— Женщины начисто лишены воображения, — продолжал Анна. — Они уверены, что достаточно их присутствия, чтобы заполнить жизнь. Но в мире так много всего другого.

Книги стояли в алфавитном порядке, но хозяин плохо знал алфавит, и поэтому Шик обнаружил полку Партра между буквами «Б» и «Т».

— Не стоит плакать из-за девицы. Ни одна девица не стоит слёз.

— Я не из-за неё плакал, — сказал Анжель. — А из-за того, какой она была и и какой теперь станет.