Альбер Камю

Стоя на дороге, Мерсо переживал странное чувство — смесь облегчения и грусти. Лишь сегодня его одиночество стало вполне реальным, ибо он, наконец, понял, что ему никуда от него не уйти. И это смирение перед одиночеством, сознание того, что теперь он стал полным хозяином грядущих дней, наполняли его душу меланхолией, не отделимой от подлинного величия.

У меня появилась потребность любить и быть любимым, а посему я вообразил себя влюбленным. Иначе говоря, я совсем поглупел.

Люди всегда одни и те же. Но в этом-то их сила, в этом их невиновность.

Опять настало короткое молчание, а потом она пролепетала, что я очень странный человек, но, должно быть, за это она меня и любит, однако, может быть, именно поэтому я когда-нибудь стану ей противен.

Так уж скроен человек, дорогой мой, это двуликое существо: он не может любить, не любя при этом самого себя.

Фауст наоборот. Молодой человек просит у черта богатств этого мира. Черт мягко замечает ему: «Ведь богатства этого мира тебе и так принадлежат. Того, чего тебе не хватает, ты должен просить у Бога. Ты заключишь сделку с Богом и за богатства мира иного продаешь ему свое тело». Помолчав, дьявол закуривает английскую сигарету и добавляет: «И это будет тебе вечной карой».

Абсолютная свобода становится тюрьмой абсолютных обязанностей.

Привычка к отчаянию куда хуже, чем само отчаяние.

Всё — правда, и ни в чём нет правды!

С женой он счастлив не был, но, в общем, привык к ней. Когда она умерла, почувствовал себя очень одиноким.