Ирвинг Стоун. Муки и радости

Вот он высекает «Победу». Победу над кем? Над чем? Если он не знает, кто Победитель, как он может сказать, кто Побежденный? Под ногами у Победителя он изваял лицо и голову Побежденного — старого, раздавленного бедой человека... самою себя? Так он, наверное, будет выглядеть лет через десять или двадцать — с длинной седой бородой. Что же сокрушило его? Годы? Неужто Победитель — это Юность, ибо только к юности человек способен вообразить, будто можно стать Победителем? Во всех чертах Побежденного чувствовался жизненный опыт, и мудрость, и страдание — и все же он был попираем, оказавшись у ног юноши. Не так ли во все века попираются мудрость и опыт? Не сокрушает ли их время, олицетворенное в юности?

0.00

Другие цитаты по теме

Воспалённая вата во всём неземная усталость.

Мимолётная молодость,

Неизбежная старость.

Благородный муж в своей жизни должен остерегаться трех вещей: в юности, когда жизненные силы обильны, остерегаться увлечения женщинами; в зрелости, когда жизненные силы могучи, остерегаться соперничества; в старости, когда жизненные силы скудны, остерегаться скупости.

Молодые глаза видят острее, старые — глубже.

Если в юности ты не прислуживал старым,

Сам состаришься — юных не мучай задаром.

Старость близится — будь уважителен к старцам,

Но от юных не требуй служить себе с жаром.

Распалившийся хмелем, подвыпивший старец —

Как старуха, что красится красным отваром.

Будто розы и листья пришиты к коряге,

Вид у пестрой одежды на старце поджаром.

Если мускус твой стал камфарой, не смешно ли

Камфару или мускус искать по базарам?

Постарев, обретешь и почет, и почтенье,

Притворясь молодым, обречешь себя карам.

Если в юности ты не роптал и смирялся,

Как состаришься — время ли спеси и сварам?

Благодатна судьба у того молодого,

Кто чело не спалил вожделением ярым.

Если похоть жжет старца чесоточным зудом,

В нем как будто пороки смердят перегаром.

С юным кравчим, со старцем-наставником знайся,

Если тянешься дружбой и к юным и к старым.

Навои прожил век свой в погибельной смуте,

Хоть почтен был и славой и доблестным даром.

Вам трудно понять пока, но постарайтесь: одиночество – это далеко не всегда страшно. Гораздо страшнее, если вы – ради того, чтобы не испортить себе старость, которая у вас так далеко и о которой вы еще ничего не знаете, – своими руками сейчас испортите настоящее…

Те, кто любят по-настоящему, никогда не стареют; они могут умереть в преклонном возрасте, но они уходят молодыми.

Как можно среди такой неопределённости сохранить душевное спокойствие — это одно из чудес, разгадка которых в прирождённой доверчивости всякого юного существа. Не часто бывает, чтобы зрелый человек сохранил свои юношеские представления. И ведь чудо не в том, что кто-то их сохранил, а в том, что все их утрачивают. Обойди весь мир — что останется в нём, когда отойдут в прошлое нежность и наивность юности, на всё смотрящей широко раскрытыми, изумлёнными глазами? Несколько зеленых побегов, что порою появляются в пустыне наших будничных интересов, несколько видений солнечного лета, мелькнувших перед взором охладелой души, краткие минуты досуга среди непрестанного тяжкого труда — всё это приоткрывает перед усталым путником вселенную, которая всегда открыта молодой душе. Ни страха, ни корысти; просторы полей и озаренные светом холмы; утро, полдень, ночь; звёзды, птичьи голоса, журчанье воды — всё это даётся в дар душе ребёнка. Одни называют это поэзией, другие, черствые души, — пустой выдумкой. В дни юности все это было понятно и им, но чуткость юности исчезла — и они уже неспособны видеть.

Благословение да будет над тобою,

Хранительный покров святых небесных сил,

Останься навсегда той чистою звездою,

Которой луч мне мрак душевный осветил.

А я сознал уже правдивость приговора,

Произнесенного карающей судьбой

Над бурной жизнию, не чуждою укора, -

Под правосудный меч склонился головой.

Разумен строгий суд, и вопли бесполезны,

Я стар, как грех, а ты, как радость, молода,

Я долго проходил все развращенья бездны,

А ты еще светла, и жизнь твоя чиста.