Я знаю, у всех мечты... Иначе нельзя.
— ... как ты женился?
— Я поймал её за юбку, когда она хотела выскочить в окно.
Я знаю, у всех мечты... Иначе нельзя.
Она, приговаривая что-то про себя, разгладила его спутанные седые волосы, поцеловала в усы и, заткнув мохнатые отцовские уши своими маленькими тоненькими пальцами, сказала: Ну вот, теперь ты не слышишь, что я тебя люблю.
... нам трудно так уйти в сказку, ей было бы не менее трудно выйти из ее власти и обаяния.
Одиночество вдвоём, случалось, безмерно тяготило её, но в ней образовалась уже та складка внутренней робости, та страдальческая морщинка, с которой не внести и не получить оживления. Над ней посмеивались, говоря: «Она – тронутая», «не в себе»; она привыкла и к этой боли; девушке случалось даже переносить оскорбления, после чего её грудь ныла, как от удара.
— Скажи, почему нас не любят?
— Э, Ассоль, разве они умеют любить? Надо уметь любить, а этого-то они не могут.
— Как это — уметь?