— Что же, по-твоему, слова не могут отражать истину?
Я отрицательно покачала головой.
— Дважды два четыре, — сказал он. — Это ведь истина?
— Не обязательно.
— Почему?
— Ну вот, например, у тебя два яйца и две ноздри. Дважды два. А четырех я здесь не вижу.
— А если сложить?
— А как ты собираешься складывать ноздри с яйцами? Оставь это людям.
Послушав песню один раз, он завел ее снова. Потом еще раз. Потом еще. Видимо, его душе нужен был кислород.
Мне, конечно, дарят такие кольца и брошки не за совершенство моей души, которое современные люди постись не в силах.
Как интересно, думала я, все без конца рассуждают о прогрессе. А в чем он заключается? В том, что древнейшие профессии обрастают электронным интерфейсом, вот и все. Природы происходящего прогресс не меняет.
Часто мужчина думает: вот ходит по весеннему городу девушка-цветок, улыбается во все стороны и сама не осознает, до чего же она хороша. Такая мысль естественным образом превращается в намерение приобрести эту не осознающую себя красоту значительно ниже ее рыночной стоимости.
Ничего не бывает наивней. Мужчина, значит, осознает, а сама девушка-цветок — нет? Это как если бы колхозник из Николаева, продавший корову и приехавший в Москву покупать старые «Жигули», проходил мимо салона «Порше», увидел в окне молоденького продавца и подумал: «Он ведь такой зеленый... Вдруг поверит, что этот оранжевый «Бок-стер» дешевле «Жигулей», раз у него всего две двери? Можно попробовать поговорить, пока он один в зале...»
Такой мужчина, конечно, очень смешон, и шансов у него никаких. Но не все так мрачно. Для колхозника из Николаева есть плохая новость и хорошая новость.
1) плохая новость такая — ему ничего не купить ниже рыночной стоимости. Все просчитано, все схвачено, все выверено. Оставь надежду всяк сюда входящий.
2) хорошая новость такая — эта рыночная стоимость значительно ниже, чем ему представляется в его гормональном угаре, помноженном на комплекс неполноценности и недоверие к успеху.
Впрочем, представители эксплуататорских классов часто впадают в оккультизм, чтобы найти в нем оправдание собственной паразитической сущности.
— Жду тебя, мой цветок.
Он повесил трубку. Мой цветок, подумала я, надо же. Считает меня растением.
Допустим, я решу их [проблемы]. Что тогда? Они просто исчезнут – то есть уплывут навсегда в то самое небытие, где и так хранятся большую часть времени. Будет только одно практическое следствие – мой ум перестанет вытаскивать их из этой черной пустоты. Так не состоят ли мои неразрешимые проблемы единственно в том, что я про них думаю, и не создаю ли я их заново в тот момент, когда про них вспоминаю?
я советую внимательнее приглядеться к тому, что делают друг с другом люди. Сначала они моют свои тела, удаляют с них волоски, опрыскивают себя жидкостями, уничтожающими их естественный запах (помню, это особенно возмущало графа Толстого) — и все для того, чтобы ненадолго стать fuckable*. А после акта любви вновь погружаются в унизительные подробности личной гигиены.
* Способными вызвать симпатию.
с человеческой точки зрения внутреннее у нас в любой момент тождественно внешнему на сто процентов. Другое дело, что оно не тождественно настоящему, но кто ж это поймет? У большинства людей настоящего нет вообще, а есть только это внешнее и внутреннее, две стороны одной монеты, которую, как человек искренне верит, где-то действительно положили на его счет.
Неподалёку уже долгое время пела флейта – о том самом, что было у меня на сердце. Что когда-то в детстве мы жили в огромном доме и играли в волшебные игры. А потом так заигрались, что сами поверили в свои выдумки – пошли понарошку играть среди кукол и заблудились, и теперь никакая сила не вернёт нас домой, если мы сами не вспомним, что играем. А вспомнить про это почти невозможно, такой завораживающей и страшной оказалась игра...
Cлайд с цитатой