Эрих Мария Ремарк. Три товарища

— Скажи, Робби, — спросила Пат немного погодя, — что это за цветы, там, у ручья?

— Анемоны, — ответил я, не посмотрев.

— Ну, что ты говоришь, дорогой! Совсем это не анемоны. Анемоны гораздо меньше; кроме того, они цветут только весной.

— Правильно, — сказал я. — Это кардамины.

Она покачала головой.

— Я знаю кардамины. У них совсем другой вид.

— Тогда это цикута.

— Что ты, Робби! Цикута белая, а не красная.

— Тогда не знаю. До сих пор я обходился этими тремя названиями, когда меня спрашивали. Одному из них всегда верили.

0.00

Другие цитаты по теме

— А ведь, собственно говоря, стыдно ходить по земле и почти ничего не знать о ней. Даже нескольких названий цветов.

— Не расстраивайся — гораздо более позорно, что мы вообще не знаем, зачем околачиваемся на земле. И тут несколько лишних названий ничего не изменят.

— Поверхностны только те, которые считают себя глубокомысленными.

— А вот я определённо поверхностна. Я не особенно разбираюсь в больших вопросах жизни. Мне нравится только прекрасное. Вот ты принёс сирень — и я уже счастлива.

— Это не поверхностность — это высшая философия.

— Я так счастлива, — сказала она.

Я стоял и смотрел на неё. Она сказала только три слова. Но никогда еще я не слыхал, чтобы их так произносили. Я знал женщин, но встречи с ними всегда были мимолетными — какие-то приключения, иногда яркие часы, одинокий вечер, бегство от самого себя, от отчаяния, от пустоты. Да я и не искал ничего другого; ведь я знал, что нельзя полагаться ни на что, только на самого себя и в лучшем случае на товарища.

— Но ты не должна меня ждать. Никогда. Очень страшно ждать чего-то.

— Это ты не понимаешь, Робби. Страшно, когда нечего ждать.

— Всегда кто-нибудь умирает первым. Так всегда бывает в жизни. Но нам еще до этого далеко.

— Нужно, чтобы умирали только одинокие. Или когда ненавидят друг друга. Но не тогда, когда любят.

— Если бы мы с тобой создавали этот мир, он выглядел бы лучше, не правда ли?

— Жизнь так плохо устроена, что она не может на этом закончиться...

– Ты здесь не влюбилась?

– Не очень.

– Мне бы это было совершенно безразлично.

– Замечательное признание. Уж это никак не должно быть тебе безразлично.

– Да я не в таком смысле. Я даже не могу тебе толком объяснить, как я это понимаю. Не могу хотя бы потому, что я всё еще не знаю, что ты нашла во мне.

– Пусть уж это будет моей заботой.

– А ты это знаешь?

– Не совсем. Иначе это не было бы любовью.

— Я так счастлива, — сказала она.

Я стоял и смотрел на неё. Она сказала только три слова. Но никогда еще я не слыхал, чтобы их так произносили. Я знал женщин, но встречи с ними всегда были мимолетными — какие-то приключения, иногда яркие часы, одинокий вечер, бегство от самого себя, от отчаяния, от пустоты. Да я и не искал ничего другого; ведь я знал, что нельзя полагаться ни на что, только на самого себя и в лучшем случае на товарища.

— Видишь, как прекрасна твоя комната.

— Прекрасна, потому что ты здесь. Она уже никогда не будет такой, как прежде... потому что ты была здесь.

— А чем ты занималась?

— Да, собственно, ничем. Просто так — жила для себя.

— За это хвалю! Нет ничего прекраснее.