Вам бы больше наглости.
Мне же детской слабости.
Бескрайний воцарился бы баланс.
Вам бы больше наглости.
Мне же детской слабости.
Бескрайний воцарился бы баланс.
В невесомости.
Я делю пространство на два.
Во мне весь кислород, дома из воздуха.
В тебе миры из волн, любви и сна.
Теперь к своим достоинствам ты смело добавляешь:
мои стихи, широкие бедра, запах жасмина от мокрых волос,
протяжную теплоту бледных рук, вздохи на завтра, скорбь от разлук.
И одну необратимость, что жжет до крови:
во мне слишком много чистой любви.
К которой ты не готов.
Вам бы лучше ко мне не подходить. Или только с ровным дыханием, с внимательным сердцем на один тон.
Вам бы лучше со мной не говорить. Или только с таким содержанием, что день перевел бы в стон.
Вам бы рядом со мной не дышать. Если только соленым кислородом, влажным к вечеру от слез...
Вам бы лучше меня не держать.
Если только Вы со мной до конца не всерьез.
Я могу скучать по тебе словами, фразами и целыми городами. Порой о тебе говорят люди, чужие совсем люди, вывески и пару реклам...
Я могу скучать по тебе сутками, царапаться кошками и растворяться в ночных витрах. Обнимать тебя страницами, снами и удерживать на волоске.
Я хожу по улицам волком, стараюсь выследить «нашести» запах.
Бесполезный рефлекс приютился,
Как и то, что ты не со мной.
Теперь к своим достоинствам ты смело добавляешь:
мои стихи, широкие бедра, запах жасмина от мокрых волос,
протяжную теплоту бледных рук, вздохи на завтра, скорбь от разлук.
И одну необратимость, что жжет до крови:
во мне слишком много чистой любви.
К которой ты не готов.
К Вам не подойти на метр.
Меня не коснуться рукой.
Но каждый Ваш миллиметр
Льется во мне рекой.
Вам бы лучше ко мне не подходить. Или только с ровным дыханием, с внимательным сердцем на один тон.
Вам бы лучше со мной не говорить. Или только с таким содержанием, что день перевел бы в стон.
Вам бы рядом со мной не дышать. Если только соленым кислородом, влажным к вечеру от слез...
Вам бы лучше меня не держать.
Если только Вы со мной до конца не всерьез.
Оно также остается нераскрытым, и я по-прежнему плету канаты в толстые календари.
Наверное, снаружи я должна быть красива, когда лелею терпение, когда ращу мудрость в пробирках у себя внутри.
Мне то пишется, то наспех живется, и пульс барабанит на каждый теплый свет впереди.
Мы привыкли замолкать навстречу.
Мы позволили привыкнуть себе жить без любви.
А где-то там облаками подвязывают пояс.
Где-то мантру Ом одевают обручальным кольцом и улыбаются, не беспокоясь.
Мы бы также смогли умоясь, создать чистый и гармоничный дом. Но я знаю, все это потом....
А сейчас есть ты, твой голос и телефон.
Строчки без имен, да вся жизнь, сброшенная с рук и оставленная на потом. Мое сердце полюбило небо,
а в нем все летит кувырком.
Циферблатная стрелка ревнива.
Мы всё еще не вдвоем.
По поводу же так называемой идеальной любви… Для меня идеальная любовь — это сильное духовное и физиологическое потрясение, независимо от того, удачно или неудачно в общепринятом смысле оно протекает и чем заканчивается. Я полагаю, что чувство любви всегда одиноко и глубоко лично. Даже если это чувство разделено. Ведь и человек в любых обстоятельствах страшно одинок. С любым чувством он вступает в схватку один на один. И никогда не побеждает. Никогда. Собственно, в этом заключен механизм бессмертия искусства.
Сожми покрепче мою ладонь
И в даль нашу печаль отпусти.
А я смогу терпеть эту боль,
Терпеть во благо нашей любви...