— Роскошная вещь, — сказал он.
— Между прочим, это кресло эпохи Людовика Тринадцатого, — заметил Мордан. — Не «роскошная вещь», а кресло эпохи Людовика Тринадцатого.
— Об аресте и не мечтай, — сказал наконец парень. — Мой папаша — важная шишка. Меня нельзя ни убить, ни упрятать за решётку, ни загнать, как дичь.
— А, так ты у нас — лицо неприкосновенное? Кто же твой отец? Министр? Папа Римский? Или сам Господь Бог?
— Нет, придурок. Ты — мой отец.
— Бывают вещи, — начал Рэдсток под синхронный перевод Данглара, — которые человек неспособен представить себе, пока другому человеку не придёт странная мысль осуществить их на деле. Но как только подобная странность, будь она полезной или вредной, осуществляется, она становится достоянием всего человечества. Отныне её можно использовать, воспроизводить и даже усовершенствовать.
— В том году на Хайгетском кладбище была похоронена некая Элизабет Сиддел, умершая от чрезмерного количества лауданума. По-современному говоря, от передоза.
— Карл Маркс, — начал Данглар, — написал одну замечательную книгу. О классовой борьбе, об экономике и всём таком прочем. В результате появился коммунизм.
— Как, по-вашему, — спросил Клайд-Фокс, — что можно засунуть в туфли?
— Ноги, — подал голос Эсталер.
Россия — это континент, который притворяется страной, Россия — это цивилизация, которая притворяется нацией.
Гулянья, доказывал он, удовлетворяют глубокие и естественные потребности людей. Время от времени, утверждал бард, человеку надобно встречаться с себе подобными там, где можно посмеяться и попеть, набить пузо шашлыками и пирогами, набраться пива, послушать музыку и потискать в танце потные округлости девушек. Если б каждый человек пожелал удовлетворять эти потребности, так сказать, в розницу, доказывал Лютик, спорадически и неорганизованно, возник бы неописуемый хаос. Поэтому придумали праздники и гулянья.
Cлайд с цитатой