Стыд, мосье Тартаковский, — в какой несгораемый шкаф упрятали вы стыд?
Работай спокойнее, Соломон, — заметил Беня одному из тех, кто кричал громче других, — не имей эту привычку быть нервным на работе.
Стыд, мосье Тартаковский, — в какой несгораемый шкаф упрятали вы стыд?
Работай спокойнее, Соломон, — заметил Беня одному из тех, кто кричал громче других, — не имей эту привычку быть нервным на работе.
— Где начинается полиция, — вопил он, — и где кончается Беня?
— Полиция кончается там, где начинается Беня...
Шестидесятилетняя Манька, родоначальница слободских бандитов, вложив два пальца в рот, свистнула так пронзительно, что ее соседи покачнулись.
— Маня, вы не на работе, — заметил ей Беня, — холодно-кровней, Маня…
Хулиганская морда!.. Бандит, чтоб земля тебя выбросила! Хорошую моду себе взял — убивать живых людей…
А папаша у вас биндюжник Мендель Крик. Об чем думает такой папаша? Он думает об выпить хорошую стопку водки, об дать кому-нибудь по морде, об своих конях — и ничего больше. Вы хотите жить, а он заставляет вас умирать двадцать раз на день. Что сделали бы вы на месте Бени Крика? Вы ничего бы не сделали. А он сделал. Поэтому он Король, а вы держите фигу в кармане.
Я вижу хорошие порядки на этом Сахалине, вот лежит ребенок и разрывается на части, что это жалко смотреть, и вы, толстая женщина, сидите, как камень в лесу, и не можете дать ему соску...
На них были черные сюртуки с шелковыми лацканами и новые сапоги, которые скрипели, как поросята в мешке.
Беня говорит мало, но он говорит смачно. Он говорит мало, но хочется, чтобы он сказал еще что-нибудь.