И вот эти двое, которым доверял Рафаэль, вместе переживают один из достаточно ужасных моментов, вспоминая умершего, и зная, что вы больше никогда не увидитесь.
Мы все меняем мир, живя в нем каждый день.
И вот эти двое, которым доверял Рафаэль, вместе переживают один из достаточно ужасных моментов, вспоминая умершего, и зная, что вы больше никогда не увидитесь.
– Ты такой чувствительный, Саймон. Почему ты всегда такой чувствительный?
– Ты такая ужасная, Жюли, – сказал Саймон. – Почему ты всегда такая ужасная?
Я редко следую правилам, но одно из тех, которые всё же стараюсь соблюдать, — это никогда не отказываться от приключений.
— Джослин Фэйрчайлд, — сказала Тесса. — Произошедшая от Генри Бранвелла и Шарлотты Фэйрчайлд.
Джослин моргнула, будто не ожидала лекции о своей родословной.
— Верно, — осторожно проговорила она.
— Понимаешь ли, я их знала, — объяснила Тесса. — Ты очень похожа на Генри.
— Знала их? Тогда ты, должно быть…
— Да, — сказала Тесса. — Я Тереза Грей, дочь Великого Демона и Элизабет Грей, которая была рождена Адель Старквезер, одной из ваших. Я была женой Уильяма Эрондейла, который являлся главой Лондонского Института, и матерью Джеймса Эрондейла и Люси Блэкторн. Мы с Уиллом вырастили наших детей, Сумеречных охотников, чтобы защищать смертных, жить по Законам Конклава и Договора и придерживаться Соглашения.
Она говорила в знакомой ей манере — манере Нефилима.
— Когда-то я жила среди Сумеречных охотников, — тихо проговорила Тесса. — Когда-то я выглядела практически, как ты.
Зачем беречь жизнь, если жить неохота? Отчего не рискнуть, если никогда больше счастлив не будешь?
Не сын был мне нужен. Солдат, воин. Я думал, что им станет Джонатан, однако в нем осталось слишком много от демона. Он рос жестоким, неуправляемым, непредсказуемым. Ему с самого детства недоставало терпения и участия, чтобы следовать за мной и вести Конклав по намеченному пути. Тогда я повторил эксперимент на тебе. И снова неудача. Ты родился слишком нежным, не в меру сострадательным. Чувствовал боль других как свою собственную. Ревел, когда умирали твои питомцы. Пойми, сын мой… я любил тебя за эти качества, и они же сделали тебя ненужным.
Уилл медленно кивнул и уставился в черное небо:
– Звезды! Никогда не видал таких ярких звезд. Наверно, ветер разогнал туман.
Магнус вспомнил, какой радостью светился истекающий кровью Уилл, когда стоял в гостиной Камиллы, сжимая в руке зуб демона: «Звезды-то все те же, мой мальчик».
– Конечно, отчасти я тебя понимаю, – покладисто ответил Джем. – Симпатичная девушка всегда отвлекает от важных дел.
– Считаешь, что она симпатичная? – удивился Уилл: Джем редко о ком высказывался в подобном духе.
– Да, и ты считаешь так же.
– Не замечал. В самом деле, не замечал.
– Да не ври ты. Все ты заметил, и я заметил, что ты заметил, – улыбнулся Джем.
Жизнь вещь весьма капризная, и были в ней некоторые моменты, которые хотелось запомнить, запечатлеть в памяти, может вспомнить о них позже, как засушенный цветок между страницами книг, которым снова восхищаются и вспоминают.