Теодор Адорно

Другие цитаты по теме

Ничто не может сломить

Постигшего древнюю мудрость:

Нет несчастья и счастья.

Есть только жизнь и смерть.

И когда ты это поймешь и не будешь гоняться за ветром,

И когда ты это поймешь и не будешь бояться бури,

Тогда приходи, чтоб меня научить еще раз:

Нет несчастья и счастья.

Есть только жизнь и смерть.

Я стала это твердить, когда страсть моя к жизни проснулась,

И кончу твердить, когда желанья иссякнут.

Тайны древних речений мы

Постигаем до самой смерти.

Это правда. Всё, что делает тебя счастливым, в какой-то момент заканчивается, и ничто хорошее ни заканчивается хорошо.

... я никогда не бываю достаточно счастлив. Я всегда ищу способ что-то улучшить, что-то поменять.

Мы любим себе представлять несчастие чем-то сосредоточенным, фактом свершившимся, тогда как несчастие никогда не бывает событие, а несчастие есть жизнь, длинная жизнь, несчастная, то есть такая жизнь, в которой осталась обстановка счастья, а счастие и смысл жизни — потеряны.

Смерть забирает именно того, кто тебе наиболее дорог и близок. Так или иначе — ты остаешься один. И внезапно понимаешь — только теперь: а ведь я был счастлив! Но остается только вспоминать, страдать, истекать невысказанными мыслями, фразами, желаниями. Смотреть на его одеколон на ванной полочке и, прячась от самой себя, брызгать на подушку рядом с собой — пусть хоть во сне кажется, что он здесь, рядом. Заказывать в вашем любимом кафе кофе — именно двойной и с двумя ложечками сахара — он любил такой. Читать в газетах по привычке сначала его гороскоп, а потом уже свой…

В жизни нет ничего дороже любви. Все мы не очень счастливы, потому что в нас мало любви. А может и любви в нас мало, потому что мы несчастны?

Несчастлив, кто любя, любим не может быть.

Несчастнее его — кто, не любя, томится,

Но всех несчастней тот, кто к счастью не стремится,

Кто больше никогда не в силах полюбить.

Перебирая воспоминания, мы все их облекаем в одни и те же скромные одежды, и смерть предстаёт перед нами, как старая выцветшая декорация в глубине сцены. Мы возвращаемся к самим себе. Ощущаем всю меру своей скорби, и она становится нам милее. Да, быть может, грусть былых несчастий и есть счастье.

Любой брак, если это не большое счастье, то он почти всегда — большое несчастье.