Страх не даёт нам прозреть.
В тот день, когда мы поймём, что уже ничего доброго или полезного не сумеем дать миру, вот было бы хорошо, чтоб нам хватило отваги просто уйти из жизни...
Страх не даёт нам прозреть.
В тот день, когда мы поймём, что уже ничего доброго или полезного не сумеем дать миру, вот было бы хорошо, чтоб нам хватило отваги просто уйти из жизни...
— ... месть, если она справедлива, это человеческое чувство, если у жертвы нет права покарать палача, то, значит, и справедливости нет.
— И человечности тоже...
— Ну хорошо, будь по-твоему, слушай — потому что мужчина, которым я ещё покуда остаюсь, любит женщину, которой ты была, есть и будешь.
— Однако признание в любви из тебя клещами пришлось вытягивать.
— В моём возрасте боишься быть смешным.
— Ты не был смешон.
У каждого случаются минуты слабости, хорошо еще, что мы способны лить слезы, порой это просто спасение, иногда, если не поплачешь, умереть можно.
... вздумай мы предварять каждое наше деяние размышлением о последствиях оного, вначале неизбежных, затем вероятных, затем возможных, затем предполагаемых, то, право слово, не сдвинулись бы с того места, на котором застигла нас первоначальная мысль. Добрые и злые плоды наших поступков и слов будут распределяться, надо полагать, более или менее поровну, с соблюдением известного равновесия, на все дни, отпущенные нам в будущем, включая даже и те, что, кроясь в неразличимой дымке времён, освободятся от нашего присутствия, мы же, в свою очередь, — от возможности похвалить себя или осудить, причем иные утверждают, что это вот оно самое и есть — бессмертие, о котором идет столько разговоров.