Воспоминания должны оставаться навечно, такие мгновения должны застыть...
Память — странная художница: она подновляет краски жизни и стирает серые оттенки, сохраняя лишь самые яркие цвета и самые выразительные силуэты.
Воспоминания должны оставаться навечно, такие мгновения должны застыть...
Память — странная художница: она подновляет краски жизни и стирает серые оттенки, сохраняя лишь самые яркие цвета и самые выразительные силуэты.
— Я говорил, что люблю тебя? — робко спросил он.
— Ты мне дал доказательства своей любви. Это намного больше..
Тут Артур вспомнил, что однажды ответила мать на его вопрос о том, боятся ли взрослые смерти: «Если ты хорошо провёл день, рано встал, чтобы пойти со мной на рыбалку, набегался, поработал в розарии с Энтони, то к вечеру ты устал. И даже ты, который терпеть не может укладываться в постель, будешь счастлив улечься.
Жизнь напоминает один из таких дней. Мысль, что в конце ты отдохнёшь, приносит спокойствие и утешение. Когда всё становится трудным и утомительным, вечный сон не пугает, как раньше».
Твоя мама была настоящей леди, а настоящие леди умеют уходить достойно, не беспокоя тех, кого любят.
Я поставила крест на эгоистах, на сложных личностях и на тех, у кого слишком скупое сердце, чтобы дать волю желаниям и надеждам.
Если уж дружба не годится для того, чтобы делить с другом любой бред, то что она вообще такое, я спрашиваю?
Ничего не могу с собой поделать, это сильнее меня. Есть места, бередящие память. С ней я пережил самые счастливые мгновения своей жизни. Вот и шатаюсь у неё под окнами, посиживаю на лавочке, предаюсь воспоминаниям. Иногда вижу нас вдвоём — две тени, входящие в дом с покупками, сделанными в магазинчике на углу. Слышу её смех, её шутки, смотрю на то место, куда она всегда ставила пакет, ища ключи. Бывает, даже встаю с лавочки, вроде как поднять её пакет, — в сумасшедшей надежде, что дверь откроется и жизнь продолжится с того момента, когда прервалась… Идиотизм, конечно, но мне от этого так хорошо!