— Сколько же времени ты тогда напрасно ждала?
— Не помню я, сколько дней или недель. Вечность ждала — это я отлично помню, целую вечность.
Вот это и есть конец любви... Чувствуешь себя с другим человеком такой одинокой, как будто и не с ним ты, а совсем, совсем одна.
Как это ни удивительно, во всем мире время шло своим чередом. Во всем мире, который не ждал, что будет дальше.
Нам все кажется — что мы вечные
И что время всегда остается
Помириться при завтрашней встрече,
Рассказать, что давно уже рвется,
Позабыть все смешные обиды,
Гордость, мелочность, страх обмануться
И, как в воду, безумно, бесстыдно,
С головою в любовь окунуться.
Нам все кажется — что мы вечные
И что время всегда остается,
Только помни — однажды под вечер
Ты решишься,
А он не вернется...
Снежная белизна, тишина, одиночество, завывание огня в печке навевали, тем не менее, мысли о вечности, о ее ничтожной, непостижимой в своей малости частичке, какой является любая жизнь. Десять, сто, сто тысяч лет — это ничтожно малая, исчезающая частица равнодушной всепоглощающей вечности. Он вспоминал сожженные солнцем пустыни, пальмы на каменистых солончаках, изумрудные волны Индийского океана, сияющие нездешним светом вершины Гималаев и приходил к горестному заключению, что все они лишь свидетели и жертвы вечности. Раньше об этом не думалось. Время было четко разделено на месяцы, недели, дни, часы, минуты. Время не имело отношения ни к вечности, ни к смыслу жизни. Оно служило лишь для измерения человеческих дел, было рамкой, куда торопливо вставлялась одна, другая, третья картинка. Теперь время мстило, нависало угрожающей беспредельной громадой — снежно-белой, непроницаемой и беззвучной. Генерал пытался убежать от него в безопасное, уже прожитое прошлое, расчерченное годами, месяцами, днями.
Начиная писать, он был готов подвергнуть свое терпение величайшему испытанию, во всяком случае, ждать до тех пор, пока не станет совершенно очевидно, что он теряет время уникальным, не укладывающимся в голове образом.
Всегда мне милым был пустынный холм
И изгородь, что горизонт последний
У взгляда забрала. Сижу, смотрю -
И бесконечные за ней пространства,
Молчанья неземные, глубочайший
Покой объемлю мыслью — странный холод
Подходит к сердцу. И когда в траве
И в кронах с шумом пробегает ветер,
Я то молчание дальнее сличая
С сим близким гласом, постигаю вечность,
И время мёртвое, и этот миг
Живой, и звук его. И посреди
Безмерности так тонет мысль моя,
И сладко мне крушенье в этом море.
Иногда прошлое, которое должно было умереть, безжалостно проявляется в приступах воспоминаний и волшебных снах. В таком случае человек может обрести покой, только если он забудет все. Суть в том, что время — единственный друг забвения, а дружба вечной не бывает. Покой — это роскошь, и те кому не досталась трава забвения, получить ее могут, только заснув навеки.
Каждая минута ожидания будет превращаться в час. Так всегда бывает, когда кого-то ждёшь. Минуты вырастают в часы, часы — в дни, дни — в целые жизни.
Не знаю, какой диагноз ставят врачи человеку, который не мерзнет тогда, когда должен мерзнуть.
Cлайд с цитатой