Я словно в другой стране, одна и не знаю языка. Я чувствую душевную боль. Почему? Может, это одиночество? Я потерялась, потерялась в себе. Это чувство ранит, причиняет страдания, не позволяя вздохнуть полной грудью. Иногда мне кажется, что сердце моё в крови, что оно лежит на земле, растоптанное, израненное. Лежит и взывает о помощи.
Мой отец ничем не отличался от школьника, который не может ответить на вопросы учителя. Но наши любимые родители должны знать, что дети верят всем этим оправданиям и красивым отговоркам. После того разговора с отцом я спала днём, а не ночью. Конечно, это было возмутительно, спать на уроках ученице. Я постоянно спала на уроках и никто со мной не мог справиться. Я ничего не могла сделать со своими глазами, днём они закрывались, странно. Но теперь я понимаю Кямрана. В то время он не видел моих глаз, и не мог полюбить меня. Я знаю, что только он мог помочь мне справиться с этим, но он не захотел.
Я лежу вытянувшись, неподвижно; я вижу только пустоту, я двигаюсь в пустоте. Я не ощущаю даже боли. Всё поглощается отравленным сомнением моей души. Душа эта подобна Мёртвому морю, через которое не может перелететь птица.
Не огорчайся.
Аллах рядом с нами. Болит ли твое сердце? Сильно болит? А если бы совсем не болело? Значит что-то затронуло твое сердце, значит все еще есть надежда.
Не огорчайся.
Если грудь ранят безнадежность и печаль, то значит, что сердце вовсе не камень.
Не огорчайся.
Если не знаешь, куда деваться от безнадежности, значит ты на пороге большого утешения. Ты пройдешь через этот порог благородно, не преклонившись.
Не огорчайся.
Если таят снега в горах, которым ты так доверяешь, то завтра в горных долинах зацветут цветы. Если взрывается сердце внутри тебя от листопада, то лишь для того, чтобы пришла весна.
Не огорчайся.
Ведь он верит в тебя, с чего бы тебе не верить в себя?
Моя душа уже не горит сплошь болью, как накануне. От той боли лишь длинная кровавая полоса. Я уже знаю, где я порезался, а где цел. Боль нашла своё место.
Еще одна из тягостей пришла да села перед нами.
Но ты не досаждай сказочным птицам, они принесут солнце на наше мрачное небо.
Не исчезай. Воды утихнут, луна забудет, море останется безмолвным, его голубизна поблекнет, влюбленные останутся без любви.
Не исчезай. Птицы будут умирать, ударяясь о клетку внутри меня, потеряет ритм дыхания роза крови, завянет она там.
Дитя мрака, не исчезай. Ради линии карт на наших ладонях не заканчивайся.
Ведь нельзя. Нельзя так расходится.
Нет. Это не то, что я знала. Мир безжалостен. Возможно в один день мы станем равными благодаря любви.
Я так ждала тебя, что мои оковы покрылись ржавчиной. От моего молчания в глубине души моей молитва покрылась мхом.
Моя молитва.
Разрушенный, сломленный, дитя мрака скажи «аминь».
Встань. Забери дожди, что ты оставил на моем небосводе. Забери эти сроки.
Не хватает, не хватает слов для исцеления.
Чтобы создать мечту, порядок слов в наших руках. Но руки твои... нет, нету таких рук как твои!
Нет, не оно. Не время для увядания.
Упав, лежать тебе на том же месте звезды считая.
Не останавливайся. Непременно нужно бежать, как жеребенок к завтрашнему дню под названием надежда. Хоть и маленькая, но осталась в нас любовью, дитя мрака.
Мне хотелось плакать, скулить от беспомощности. Но так поступали люди. Поэтому я сомкнула губы и уселась на корточки в углу, не выпуская боль наружу.
... Представь себе швейцарский сыр: если дырки в нём станут слишком большими, то он перестанет быть швейцарским сыром — он попросту станет... ничем. Похоже, со мной происходит то же самое. Я становлюсь ничем. И да, это страшно.
Cлайд с цитатой