Во все тяжкие (Breaking Bad)

Другие цитаты по теме

— Майк, так нельзя, это же наш прекурсор, без нее никак.

— Пацан, если придется слегка тормознуть, то и пусть — лучше так, чем сесть или сдохнуть из-за психованный дуры.

— Че-то она мне безумной не показалось... скорее... правильной.

— Ну вот, теперь ты сексист, поверь — баба заслуживает смерти, как любой мужик на свете.

— Как говорил китайский философ Сунь-Цзы: если хочешь победить врага, ты должен его знать.

— Сунь куда?

— У тебя жизней больше, чем у кота.

— Ага, только яйца себе лизать не умею.

— А вот и он! Наш верный страж! Цербер нашего шлагбаума! Харон нашей парковки! Что читаешь? Полный свод правил парковки в картинках?

— Нет. Правила парковки довольно простые, большинство запоминает с первого раза.

Он сказал: ноги мне переломает. И не говорите, что он пошутил. С таким взглядом дохлой макрели не шутят!

— Пока с мухой не разберёмся, варить [метамфетамин] не будем. Я что, сам с собой разговаривал?

— Таймер же сработал! Через сколько вся партия загнётся? Через час или два?

— Партия пойдёт коту под хвост, если не убрать загрязнение.

— Убрать загрязнение? Мы тут мет делаем, а не ракеты!

— Когда-то я был участковым. Меня постоянно вызывали на семейные разборки, сотни раз за годы службы. Но был один парень, один говнюк, которого никогда не забуду, — Горди, прямо вылитый Бо Свенсон. Помнишь такого? В «Бесславных ублюдках» играл, помнишь?

— Нет...

— В общем, здоровый гад, килограмм 100-110. Но его жена, ну или подруга, была очень хрупкой, как птичка, запястья точно веточки. И вот нас с напарником вызывали к ним каждые выходные, и каждый раз один из нас отводил её в сторону и говорил: «Всё, хватит, пиши заявление!» И дело было не в какой-то глубоко скрытой любви, в нашем случае девушка просто боялась и ни за что не хотела его подставлять. Приходилось сдавать её в больницу, а его сажать в воронок и везти в вытрезвитель, чтоб проспался, а утром возвращался домой. Но как-то раз мой напарник захворал, и я дежурил один. И вот приходит вызов всё по той же херне — сломанный нос в душе и всё такое. Я надеваю наручники, сажаю его в тачку, везу в участок, но только в ту ночь на въезде в город тот ушлёпок запел на заднем сиденье песню «Danny Boy». Вот она-то меня и вывела... И вместо налево я свернул направо, на просёлочную. Поставил его на колени, сунул револьвер ему в рот и сказал: «Вот и всё. Настал твой конец.». Он заплакал и давай ссаться и клясться, что оставит её в покое, и кричать так громко, как мог с пистолетом во рту. Я говорю ему, чтоб заткнулся, потому что надо было подумать, что делать дальше. Конечно же, он заткнулся. Замолк. Стал тише воды. Как собака, ждущая объедки. И вот стоим мы там, я делаю вид, что раздумываю, а прекрасный принц на коленях, в грязи, в обосранных штанах. И вот через пару минут я вынимаю пушку из его рта и говорю: «Если ты её хотя бы ещё раз тронешь, то я тебя так, и так, и так, и бла, бла, бла.».

— Просто предупредил?

— Конечно. Я же хотел... Хотел по-хорошему. Но через две недели он убил её. Проломил ей голову блендером. Когда мы приехали, там было столько крови, что воздух был железным на вкус. Мораль сей басни такова: я пошёл на полумеры там, где надо было давить до конца. Больше я такой ошибки не повторю. Хватит полумер, Уолтер.

— ... У меня планы.

— Курить марихуану, жрать «Читос» и дрочить не подходит под определение «планы».

Ого! Кажись, настоящей едой запахло! Я, наконец, поем приличной еды! Твоя тётка Мари — умница, но у неё и вода подгорит. Догоняешь?

— Гоми, ты бородку подстриг?

— Да, маленько.

— Мари, он, наверно, парикмахеру показал фото жопы собаки.