Страдает человек. Сильно страдает, мил дружки вы мои хорошие. А почему? Потому сиротиночки мы: с землёй-матушкой в разладе, с лесом-батюшкой в ссоре, с речкой-сестричкой в разлуке горькой.
По сердцу она [работа] — человек горы свернёт. А уж коли так-то, за ради хлебушка, то и не липнет она к рукам то.
А что смеются, так пусть себе смеются в полное здравие. На людей обижаться не надо. Последнее это дело — на людей обиду держать. Самое последнее.
Сколько желания сделать доброе человеку на жизнь отпущено? Сколько раз он, побитый и осмеянный, вновь подняться может, вновь улыбнуться труду своему, вновь силами с ним помериться? Сколько? Кто это знает? Может, на раз кого хватит, может, на сто раз?
... Но про беду собственную человеку вперёд знать не дано, и потому бьёт она всегда из-за угла.
Но мы ещё придём просить прощенья
у этих рек,
барханов
и болот,
у самого гигантского восхода,
у самого мельчайшего малька...
Пока об этом
думать неохота.
Сейчас нам не до этого
пока.
Если собрать их [людей] всех вместе и поместить на гигантские весы, совокупная масса превысит 300 миллионов
тонн. Если на те же весы поместить весь наш домашний скот — коров, свиней, овец, коз, а также птицу, — их вес составит около 700 миллионов тонн. Общая же масса всех выживших диких животных, от дикобразов и пингвинов до слонов и китов, менее 100 миллионов тонн.
Всем на чужом пожаре занятье по душе найдется. Кому тушить, кому глазеть, а кому руки греть.
Свалка приобрела самостоятельное значение, и постепенно завод отступал под ее напором, оставляя в ее владении подъездные пути и заброшенные склады. А свалка все росла и надвигалась. Было много постановлений о ликвидации свалки, как-то ее попробовали снести, но два бульдозера сгинули там, одного бульдозериста так и не нашли, второй выбрался, но сошел с ума. В городе свалку начали называть Зоной, и даже появились сталкеры...
Деревья — это стихи, что пишет земля на небе. Мы валим их и превращаем в бумагу, чтоб записать на ней свою пустоту.
Cлайд с цитатой