А ведь странно, что количество умирающих людей всё так же растет, а Земля несмотря на это сохраняет свои размеры; значит ли это, что однажды не будет даже комнатки, чтобы кого-то похоронить?
Я читал в National Geographic про то, как когда животное думает, что может погибнуть, оно напрягается и беснуется. Но когда оно знает, что погибнет, становится совсем спокойным.
Ей нужно подтверждение моей любви, только это всем друг от друга и нужно, не сама любовь, а подтверждение, что она в наличии, как свежие батарейки в карманном фонарике из аварийного набора в шкафу в коридоре.
Она умерла у меня на руках, повторяя: «Я не хочу умирать». Вот что такое смерть. Неважно, какая на солдатах форма. Неважно, современное ли у них оружие. Я подумала, если бы все видели то, что видела я, мы бы никогда больше не воевали.
Всё родившееся обречено на смерть. А значит, наши жизни — как небоскребы. Дым поднимается с разной скоростью, но горят все, и мы в ловушке.
«Будет обидно умереть, не прокатившись на «Циклоне», — сказал он. «Будет обидно умереть», — сказал я.
О, сколько слез, горячих и горючих!
Земля моя, скажи мне, что с тобой?
Ты часто горе видела людское,
Ты миллионы лет цвела для нас,
Но испытала ль ты хотя бы раз
Такой позор и варварство такое?
Мы то ли тоскуем по чему-то безвозвратно утраченному, то ли надеемся на воплощение своей заветной мечты.
— А вы знаете, что за последние 3500 лет цивилизованный мир прожил без войн всего 230 лет?
Он сказал:
— Назови мне эти 230 лет, тогда я тебе поверю.
— Назвать не смогу, но я знаю, что это правда.
— И о каком цивилизованном мире ты говоришь!
Cлайд с цитатой