Виктор Пелевин. Смотритель. Орден жёлтого флага

Мы можем заниматься нашим мелким колдовством на окраине мироздания, следя, чтобы питающий нас ручеек не был чересчур заметен. Но если мы превратим его в потоп, он первым делом смоет нас самих.

0.00

Другие цитаты по теме

Любовь маскируется под нечто другое, пока её корни не достигнут дна души и недуг не станет неизлечимым. До этого момента мы сохраняем легкомыслие — нам кажется, мы всего-то навсего встретили забавное существо, и оно развлекает нас, погружая на время в веселую беззаботность. Только потом, когда выясняется, что никто другой в мире не способен вызвать в нас эту простейшую химическую реакцию, мы понимаем, в какую западню попали.

Средь разрушенных грез, в те, что верил, глупец, я когда-то сам,

Заколдованный ведьмой, мой разум в тумане стоял.

Пластилиновой куклой в руке подчинялась моя судьба,

Голос твой в голове мне покоя никак не давал.

В отражение свое я смотрел, но себя там не узнавал

Незнакомый мне облик своих глаз с меня не спускал.

От удара руки задрожали осколки живых зеркал;

Рассыпался на части наш мир, и его не собрать.

Ни в одной из поз ума нет счастья. Оно всегда где-то рядом. Но из-за того, что ум все время меняет позу, нам начинает казаться, будто счастье убегает от нас. Нам мнится, что мы вот-вот его нагоним. А потом мы решаем, что в какой-то момент промахнулись, стали отставать и упустили свой шанс. Последнее особенно мучительно. Но, как и все человеческие страдания, это тоска о миражах. Упущенного никогда не было не то что рядом, его не было нигде. Мы — просто стирающаяся память о веренице умственных поз, сменявших друг друга с безначального времени. Единственный смысл сей древней комедии — бегство от неудовлетворенности, из которой сделана каждая из поз. Эта саморазворачивающаяся пружина не понимает, что убегает то самое, от чего хочется убежать — и именно оно будет найдено в результате. В этом неведении корень человека — и вечный двигатель истории...

Красота по своей природе есть не присутствие каких-то необычных черт, поддающихся описанию через вызываемые ими ассоциации, а полное их отсутствие. Например, длинное лицо можно назвать лошадиным. А прелестное — только прелестным, и все. Красота неизъяснима. То, за что может зацепиться язык, — уже не она.

Вот, кстати, еще один способ, каким маскируется любовь – желание обладать выдает себя за стремление помочь и спасти…

Еще вампиры видят ваши темные души. Сначала, когда вампир еще учится, он сохраняет унаследованный от Великой Мыши заряд божественной чистоты, который заставляет его верить в людей несмотря на все то, что он узнает про них изо дня в день. В это время вампир часто одевается легкомысленно. Но с какого-то момента ему становится ясно, что просвета во тьме нет и не будет. И тогда вампир надевает вечный траур по людям, и становится черен, как те сердца, которые ежедневно плывут перед его мысленным взором…

Космическая гравитация — это такое же ощущение себя красивым.

Один человек, обращаясь к Богу, скажет «Иегова», другой — «Аллах», третий — «Иисус», четвертый — «Кришна», пятый — «Брама», шестой — «Атман», седьмой — «Верховное Существо», восьмой — «Франц-Антон». Но Бог при этом услышит только «эй-эй!» — и то если очень повезет.

Старшие обычно отказывают младшим в том, что позволяли себе сами, считая, что ошибки их молодости не следует повторять. Только они забывают самое главное — ошибки молодости вовсе не казались им ошибками, пока они были молоды. Тогда ошибалось все остальное человечество, а они-то как раз были правы. Именно в этом самообмане и состоит юность.