– Вижу, твой герой не умеет пить.
– Он не мой герой.
– Нет, дитя моё, меня не обманешь. У меня глаз наметанный. Героя сразу видно – у него особенный взгляд.
– Это прозвище? – спросил он.
– Что?
– Дверь.
– Нет. Меня так и зовут – Дверь.
– Дверь?
– Да, как то, что ты открываешь, чтобы куда-нибудь войти.
– А… – Чтобы сказать хоть что-нибудь, Ричард брякнул: – Что за имя такое – Дверь?
Она подняла на него свои странного цвета глаза и ответила:
– Мое имя, – и вернулась к Джейн Остен.
– Да ладно. Не мог же я тебя там бросить.
– Мог, – отозвалась Дверь. – Но не бросил.
— У тебя, похоже, отличное настроение.
— Еще бы! Я вернусь домой. Все будет как раньше. Скучная, прекрасная жизнь!
Ричард не верил в ангелов. Никогда не верил. И не собирался верить. Но все же гораздо проще во что-то не верить, когда оно не смотрит на тебя и не называет по имени.
Дорогой Дневник, – начал он. – В пятницу у меня были работа, невеста, дом и жизнь, которая имела какой то смысл. (Ну, настолько, насколько в жизни вообще есть смысл.) Потом я нашел раненую девушку, которая истекала кровью на тротуаре, и попытался быть добрым самарянином. Теперь у меня нет невесты, нет дома, нет работы, и я иду в нескольких сотнях футов под улицами Лондона с такими же шансами на долгую жизнь, как у суицидной дрозофилы.
Небо, – с наслаждением подумал старина Бейли, – никогда не повторяется: каждый день, каждую ночь оно разное.
– Хочешь знать, каково это, быть мертвым? – прошептал он. – Холодно, друг мой. Темно и холодно.
Целый месяц Джессика твердила ему, что это самый важный день в его жизни. Не в ее жизни, понятное дело. Величайший день в ее жизни еще впереди, когда она станет премьер-министром, королевой или богиней.
— Простите, — проговорил он, — я понимаю, такое спрашивать не прилично, но все же. Вы в своём уме?
— Может и нет, но вряд ли. А что?
— Потому что кто-то из нас двоих точно сумасшедший.
Cлайд с цитатой