Анатолий Домбровский. Перикл

Другие цитаты по теме

— С чем же нам сравнить ум? — спросил Сократ.

— Со светом, — ответил Перикл. — Свет, который пробивает тьму и позволяет уверенно двигаться вперед. Этот свет — свет души. Душа глупцов не светит. Да они и не идут вперед, а лишь кружат по проторенным путям и тропам, не ведая ни прошлого, ни будущего.

— Красиво сказано, Перикл. Но смотри, какую ты допустил оплошность. Умные, освещая путь, пробиваются вперед ценою великих усилий души, а глупцы следуют за ними по проторенной дороге, не ведая забот. Получается, что умные работают ради глупцов. Не глупцы ли они?

Тогда же Перикла спрашивали, разделяет ли он взгляды Дамона, на что Перикл ответил:

— Я согласен со всем, что касается музыки: лучше Дамона никто не знает, чем прекрасна музыка. Относительно же общества скажу так: и каменщик со своей точки зрения может судить об обществе, и гончар, и винодел — всякому его профессия кажется важнейшей и полной всяких истин, которые можно употребить в любом другом деле. Но истины профессии — только истины профессии. О политическом устройстве должны рассуждать политики, а музыканты — о музыке. Вот и Эзоп говорил, что кожевенник оценивает быка только по шкуре, о живом же быке, полном силы и мощи, он не знает ничего.

Свобода приносит лишь вздох облегчения перед смертью.

Книги истлеют или сгорят, а камни и металл, которые существуют извечно, переживут тысячелетия, как убеждают нас в том пирамиды.

Жаль, что здесь нет Протагора. Он наверняка поиграл бы словами, в том духе, пожалуй, что мир заканчивается войной, войны — поражением, поражение — восстанием, восстание — либо поражением, либо победой, победа — возрождением, возрождение — миром, мир — войной и так далее. Не будем спорить об этом.

— ... Ты говорил об умении. Я не умею делать то, что умеет Фидий или Софокл, но и они не умеют делать то, что умею я. Профессия — это умение. Ум же — другое. Ум — это способность в совершенстве овладеть своей профессией. Фидий, Софокл, Полигнот, Протагор, Геродот да и все другие, кто здесь, в совершенстве владеют своими профессиями — скульпторы, трагики, художники, философы, историки. Каждый совершенен в своем деле, стало быть, каждый умен. И ты тоже, — добавил Перикл к общему веселью, — если считаешь своей профессией умение задавать вопросы, ибо достиг в этом умении совершенства. Глупцы же ничего не умеют.

— Значит, степень ума определяется совершенством в каком-то деле? Коли вор отлично ворует, а прачка в совершенстве овладела своей профессией, то они умные и могут считаться не глупее тебя? — спросил Сократ.

Теперь все засмеялись в поддержку Сократа.

— Нет, — сказал Перикл. — Я говорил о совершенстве в тех умениях, где каждый шаг требует обширных знаний и размышлений — так действуют скульпторы, архитекторы, художники, поэты, философы. У вора же и прачки — только навыки. И у болтуна — навыки, тогда как у оратора — ум.

— Как же отличить болтуна от оратора?

— Оратор убеждает народ силою доводов и истин, народ идет за ним, а глупца забрасывают тухлыми яйцами.

— Случается, что и ораторов забрасывают тухлыми яйцами.

— Да, когда им изменяет ум.

Богов просить надо на тот случай, если они слышат наши молитвы. На всякий случай. Все прочее для своего спасения надо делать самим.

— Тебе, как я давно приметил, присущи лишь две страсти: ты крошишь и шлифуешь камни и изводишь в спорах всех встречных. Как каменотес — ты кормишь себя. А чего ты достигаешь спорами, Сократ?

— Тоже кормлю себя, — ответил Сократ. — Но не тело кормлю, а душу. Душа ведь питается мыслями, как чрево — вином и сыром. Кто питает одно тело, у того хиреет душа.

— А кто питает только душу?

— У того хиреет тело, — засмеялся Сократ — ответ был так очевиден. — Но с душой мы обретаем вечность, а с телом едва доживаем до восьмидесяти... Вот и суди, что важнее — питать душу или питать тело. Но лучше одновременно насыщать и душу и тело.

— Для чего же памятник империи?

— Именно для того: только империи и можно поставить памятник, потому что у нее есть средства для такого памятника и потому что только она обладает высшим смыслом накануне неизбежной гибели. Дурно ли, хорошо ли, но пусть вспоминают о ней: она — высшее соединение совершенства и уродства, бога и человека. Все прочее — пошла игра провинциалов.

— Так вот каковы твои тайные мысли, — сказал Сократ.

— Я вынужден так мыслить. Не свою волю исполняю, но волю истории. Геродот сегодня хорошо сказал: «Сидящий на льве не может соскочить с него добровольно». Помнишь?

— Помню. Но ведь ты управляешь волей народа — это все видят.

— Но лишь в той мере, в какой он позваляет собой управлять. Телега сама катится только вниз, а вверх ее надо либо тянуть, либо толкать, да и то когда достаточно сил или если не слишком велика крутизна подъема. Отпустишь телегу — и все полетит в пропасть. Я еще толкаю эту старую огромную телегу.

— И мир — благо, и война — благо, если она победоносная, — сказал Перикл. — Победоносная война — большее благо, чем мир. В годы мира мы расслабляемся, теряем боевой опыт, умение защищаться и наступать. Война собирает нас в кулак, держит в полной боевой готовности и, будучи победоносной, приносит добычу.