Он сам признал, что не в своей тарелке,
Но почему, не хочет говорить.
Выпытыванию не поддается,
Едва заходит о здоровье речь,
Он ускользает с хитростью безумца.
Он сам признал, что не в своей тарелке,
Но почему, не хочет говорить.
Выпытыванию не поддается,
Едва заходит о здоровье речь,
Он ускользает с хитростью безумца.
Леди Кинсли шла дальше, ничего не замечая. Она чувствовала, что ритм ее шагов совпадал со страстной пульсацией в крови, сомнамбулическое упрямство было ей защитой. Все ворота были раскрыты, печати со всех тайн сорваны. Все было просто и хорошо; и на все вопросы был один ответ. Он был по ту сторону слов и не мог затеряться среди других понятий. Надо было идти к нему, чтобы он обнаружился.
Самый верный способ сохранить тайну — это заставить людей поверить, что они знают ответ... В этом случаи люди не станут задавать вопросов.
Я отвечу на твои вопросы — если, конечно, у меня не будет достаточно веской причины для того, чтобы промолчать. Если я не смогу ответить, прошу меня простить: я промолчу, потому что ложь недопустима.
— Вот к тебе идут люди с вопросами, сомнениями, — сказал Насреддину скептик, — и ты им отвечаешь. Не грех ли это высокомерия?
— Боюсь, я не смогу тебе ответить, — сказал Ходжа.