Если бы мне предложили за каждую великую и сильную мысль пожертвовать человеком, пожертвовал бы не затрудняясь с выбором: мыслей гораздо меньше, чем людей.
— Надо думать своим умом!
— Хорошо, что не твоего ума дело.
Если бы мне предложили за каждую великую и сильную мысль пожертвовать человеком, пожертвовал бы не затрудняясь с выбором: мыслей гораздо меньше, чем людей.
— Надо думать своим умом!
— Хорошо, что не твоего ума дело.
Идеи у него в голове — как стекла в ящике: каждое отдельности прозрачно, все вместе — темны.
Самое главное — научить людей правильно мыслить... Побежденные должны помнить, что и после поражения растут и множатся противоречия, грозящие сегодняшнему победителю.
Во всякой гениальной или новой человеческой мысли, или просто даже во всякой серьезной человеческой мысли, зарождающейся в чьей-нибудь голове, всегда остается нечто такое, чего никак нельзя передать другим людям, хотя бы вы исписали целые томы и растолковывали вашу мысль тридцать пять лет; всегда останется нечто, что ни за что не захочет выйти из-под вашего черепа и останется при вас навеки.
С тем вы и умрете, не передав никому, может быть, самого-то главного из вашей идеи.
За одну сильную мысль я готов пожертвовать любой бабой, почти любой. Мыслей гораздо меньше, чем баб.
Гений щедр, он не боится, что мысль, не занесённая в реестр, исчезнет. Значит, дерьмо эта мысль, если она порхает, как бабочка, и за ней надо бегать с сачком.
Будь легче, Баронне. Позволь своему разуму пораспутничать, как ему хочется. Засыпай с одной, просыпайся с другой — я имею в виду идеи, — покидай одну ради другой, ухаживай за всеми, не привязываясь ни к одной. Мысли — это женщины, Баронне, ими дышат, за ними бегают, от них хмелеют, а затем желание вдруг делает зигзаг, и мы отправляемся искать в другую сторону. Философия — это случайная связь, её ни в коем случае нельзя принимать за большую любовь. Побольше лёгкости, дружок Баронне, мысль должна быть не тяжелее пера. Разве мужчина когда-нибудь обладает женщиной? Разве человек когда-нибудь владеет истиной?