Как только Росс ушел, Джереми сказал:
— У вас двоих есть секретный язык, который до сих пор меня поражает. Проклятье, что значит это... эта библейская ерунда? Ты ведь говорила о Каиафе?
— Не бери в голову, — ответила его мать. — Иногда правильнее остаться непонятым...
— Особенно своими детьми...
— Знаю, ты ужасно расстроился, и я ничем не могу тебе помочь. Это так меня огорчает. Я даже не могу дать тебе совет.
— Никто не может.
— Да ты его и не примешь. Верно. Нет смысла старикам говорить молодым, особенно своим детям, что они и сами через это прошли. Такое не берется в расчет. Это отражает лишь собственные переживания, ревность или потрясения. Все мы рождены одинаковыми, но при этом каждый из нас уникален, и все мы страдаем.
— Мы все взрослеем.
— Увы.
— Почему?
— Думаю, лучше бы все были одного возраста. Как шток-розы. Прежде чем начнут увядать.
— Что ж, благодарю, мама. От твоих комплиментов никуда не скрыться.
— Не нужно так на него полагаться, милый.
— На Стивена? Почему ты так считаешь?
— Просто мне так подумалось. Не обращай внимания.
— Я всегда обращаю внимание на твои слова. В особенности, когда ты в подпитии.
— Что ты сказал?
— Прости, мама. Я не хотел. Просто у меня такое чувство, что ты часто бываешь права.
— [...] Но поскольку ты сам когда-то был участником этой истории, лучше остаться в стороне.
— Как Пилат.
— Я знаю. Мне всегда было жаль Пилата... но не Каиафу. И не Иуду.
— Хотя ты часто его поминаешь, когда ругаешься.
— Я? — Демельза подняла на него взгляд. — Опять ты насмехаешься.
— Лишь потому, что ты моя лучшая половинка. И я должен её беречь.
Испытывая угрызения совести, она подумала, что такая жизнь не очень подходит Клоуэнс, как и Розине — простая, незатейливая, полная тяжелой работы. Жизнь, проходящая рядом с землей и морем, подчиняющаяся прихотям дневного света и тьмы, ветрам и бурям, посевам, жатве и сменам сезонов. Но есть ли жизнь лучше этой, если проживаешь её рядом с любимым?
В молодости едва контролируемые порывы еще не ведают ограничений разума. Чувства принесли этому миру проблем не меньше, чем счастья.
— Ты не дала мне совет, — сказал Росс.
— Насчет чего?
— Насчет того, как мне поступить.
— Вряд ли это будет в твоей власти.
— Не полностью, разумеется, но отчасти — возможно. После смерти Харриса Паско на меня смотрят как на его преемника.
— И ты просишь моего совета? Вправе ли я его дать?
— Несомненно. Ты пострадала от Джорджа не меньше меня.
— Но разве не мужчине решать?
— Не увиливай, дорогая.
Демельза посмотрела на него.
— Я не увиливаю, дорогой. Просто не хочу в этом участвовать.
— Не участвовать в попытке обанкротить Джорджа? В давлении на банк Уорлеггана?
— Именно так, если хочешь знать мое мнение.
— ... Чем занимаешь?
Демельза чихнула.
— У наших птиц обнаружились блохи. И это совсем не радует.
— Обычное дело.
— Что ж, я выведу их черным перцем. Пока они не успели вырасти, размешаю его в теплой воде и вымою кур. Это убьет всех паразитов.
— Где ты такое узнала?
— Не помню. Утром мне вдруг пришло в голову.
— Иногда я задаюсь вопросом, не было ли у тебя другой жизни? Была ли ты только шахтерской дочкой, ставшей хозяйкой Нампары? В конце концов, откуда тебе известно о таких вещах? Про лечение «кургузого хвоста» у коровы, например. Часто даже кажется, ты не меньше Дуайта знаешь о том, как лечить хвори своих домашних.
Пожалуй, Джереми до сих пор недоставало предприимчивости и целеустремленности.
Возможно, это потому, что он рос в тени уверенного в себе, энергичного и властного отца. Хотя Росс вовсе не был суровым и требовательным, напротив, намного снисходительнее, чем она сама, но натуру не изменишь — сильный духом человек невольно влияет на всех окружающих.
Cлайд с цитатой