Я умею быть совершенно счастливым наедине с собой. Да кто же не был бы счастлив, владея свободой, книгами, цветами и луной?
В отношениях с тобой надо было либо уступить тебе, либо отступиться от тебя.
Я умею быть совершенно счастливым наедине с собой. Да кто же не был бы счастлив, владея свободой, книгами, цветами и луной?
Мои боги обитают в рукотворных храмах, и только в пределах живого жизненного опыта мои верования находят свое наиболее совершенное и полное воплощение: может быть, даже слишком полное, потому что, подобно многим, кто поместил свое Небо здесь, на земле, я нашел здесь не только прелести Рая, но и все ужасы Ада.
Великие страсти доступны только великим душам, а великие события видны только тем, кто поднялся до их уровня.
Один из многих уроков, которых преподает нам тюрьма, заключается в той простой истине, что порядок вещей таков, каков он есть и всё, чему суждено свершиться, свершается.
Мне грустно даже подумать, что когда-нибудь ненависть, горечь и презрение займут в моем сердце место, принадлежавшее некогда любви.
Грехи плоти — ничто. Это болезнь, и дело врачей лечить их, если понадобится лечение. Только грехи души постыдны.
Меня со странной силой тянут к себе великие первобытные стихии, такие, как Море, которое было мне матерью не меньше, чем Земля.
Конечно, грешник должен каяться. Но почему? Только лишь потому, что без этого он не сумеет осознать то, что сотворил. Минута расскаяния — это минута посвещения. Путь к преображению собственного прошлого. Большенству людей трудно понять эту мысль. Мне думается — чтобы понять её, нужно попасть в тюрьму. А если так, то ради этого стоило попасть в тюрьму.
Мы называем свой век утилитарным, а между тем мы не умеем пользоваться ни единой вещью на свете. Мы позабыли, что Воде дано омывать, Огню — очищать, а Земле — быть матерью. Поэтому Искусство наше принадлежит Луне и играет с тенями, тогда как греческое Искусство, принадлежащее Солнцу, имело дело с реальными предметами. Я уверен, что силы стихий несут очищение, и мне хочется вернуться к ним и жить среди них. Конечно, такому современному человеку, как я, всегда радостно хотя бы просто глядеть на мир. Я трепещу от радости, когда думаю, что в самый день моего выхода из тюрьмы в садах будут цвести и ракитник, и сирень и я увижу, как ветер ворвется в струящееся золото ракитника — и весь мир вокруг меня станет арабской сказкой.